Обитаемый остров - Борис Стругацкий

Панди, постояв немного как бы в нерешительности, теми жечеткими передвижениями вернулся на место. За столом негромко разговаривали. «Тыбудешь сегодня в собрании, Чачу?» – спрашивал бригадир. «У меня дела», –ответствовал ротмистр, закуривши новую сигарету. «Напрасно. Сегодня тамдиспут». – «Поздно спохватились. Я уже высказался по этому поводу». – «Нелучшим образом, – мягко заметил ротмистру штатский. – Кроме того, меняютсяобстоятельства – меняются мнения». – «У нас в Гвардии это не так», – сухосказал ротмистр. «Право же, господа, – капризным голосом произнес бригадир. –Давайте все-таки встретимся сегодня в собрании…» – «Я слышал, свежие креветкипривезли», – не переставая рыться в бумагах, сообщил адъютант. «Под пиво, а?Ротмистр!» – поддержал его штатский. «Нет, господа, – сказал ротмистр. – У меняодно мнение, и я уже высказал его. А что касается пива…» Он добавил еще что-тоневнятное, вся компания расхохоталась, а ротмистр Чачу с довольным видомоткинулся на спинку стула. Потом адъютант перестал рыться в бумагах, нагнулся кбригадиру и что-то шепнул ему. Бригадир покивал. Адъютант сел и произнес,обращаясь как бы к железной табуретке:

– Ноле Ренаду.

Панди толкнул дверь, высунулся и громко повторил а коридор:

– Ноле Ренаду.

В коридоре послышалось движение, и в комнату вошел пожилой,хорошо одетый, но какой-то измятый и встрепанный мужчина. Ноги у него слегказаплетались. Панди взял его за локоть и усадил на табурет. Щелкнула,закрываясь, дверь. Мужчина громко откашлялся, уперся руками в раздвинутыеколени и гордо поднял голову.

– Та-ак… – протянул бригадир, разглядывая бумаги, ивдруг зачастил скороговоркой: – Ноле Ренаду, пятьдесят шесть лет, домовладелец,член магистратуры… Та-ак… Член клуба «Ветеран», членский билет номер такой-то…(Штатский зевнул, прикрывая рот рукой, вытянул из кармана пестрый журнал,положил себе на колени и принялся перелистывать) Задержан тогда-то там-то… приобыске изъято… та-ак… Что вы делали в доме номер восемь по улице Трубачей?

– Я – владелец этого дома, – с достоинством сказалРенаду. – Я совещался со своим управляющим.

– Документы проверены? – обратился бригадир кадъютанту.

– Так точно. Все в порядке.

– Та-ак, – сказал бригадир. – Скажите, господин Ренаду,вам знаком кто-нибудь из арестованных?

– Нет, – сказал Ренаду. Он энергично потряс головой. –Каким образом?… Впрочем, фамилия одного из них… Кетшеф… По-моему, у меня в домеживет некий Кетшеф… а впрочем, не помню. Может быть, я ошибаюсь, а может бытьне в этом моем доме. У меня есть еще два дома, один из них…

– Виноват, – перебил штатский, не поднимая глаз отжурнала. – А о чем разговаривали в камере остальные арестованные, вы необратили внимания?

– Э-э-э… – протянул Ренаду. – Должен признаться… У вастам… э-э-э… насекомые… Так вот мы, главным образом, о них… Кто-то шептался вуглу, но мне было, признаться, не до того… И потом, эти люди мне крайненеприятны, я – ветеран… Я предпочел иметь дело с насекомыми, хе-хе!

– Естественно, – согласился бригадир. – Ну что же, мыне извиняемся, господин Ренаду. Вот ваши документы, вы свободны… Начальникконвоя! – сказал он, повысив голос.

Панди распахнул дверь и крикнул:

– Начальник конвоя, к бригадиру!

– Ни о каких извинениях не может быть и речи, – важнопроизнес Ренаду. – Виноват только я, я один… И даже не я, а проклятаянаследственность… Вы разрешите? – обратился он к Максиму, указывая на стол, гдележали документы.

– Сидеть, – негромко сказал Панди.

Вошел Гай. Бригадир передал ему документы, приказал вернутьгосподину Ренаду изъятое имущество, и господин Ренаду был отпущен.

– В провинции Айю, – задумчиво сказал штатский, – естьобычай: с каждого выродка – я имею в виду легальных выродков – при задержаниивзимается налог… добровольный взнос в пользу Гвардии.

– У нас это не принято, – холодно сказал бригадир. –По-моему, это противозаконно… Давайте следующего, – приказал он.

– Раше Мусаи, – сказал адъютант железной табуретке.

– Раше Мусаи, – повторил Панди в открытую дверь.

Раше Мусаи оказался худым, совершенно замученным человечкомв потрепанном домашнем халате и в одной туфле. Едва он сел, как бригадир,налившись кровью, заорал: «Скрываешься, мерзавец?», на что Раше Мусаи принялсямногословно и путано объяснять, что он совсем не скрывается, что у него больнаяжена и трое детей, что у него за квартиру не плочено, что его уже два разазадерживали и отпускали, что работает он на фабрике, мебельщик, что ни в чем невиноват, и Максим уже ожидал, что его выпустят, но бригадир вдруг встал иобъявил, что Раше Мусаи, сорока двух лет, женатый, рабочий, имеющий двазадержания, нарушивший постановление о высылке, приговаривается согласно законуо профилактике к семи годам воспитательных работ с последующим запрещениемжительства в центральных районах. Примерно минуту Раше Мусаи осмысливал этотприговор, а затем разыгралась ужасная сцена. Несчастный мебельщик плакал,несвязно умолял о прощении, пытался падать на колени и продолжал кричать иплакать, пока Панди выволакивал его в коридор. И Максим снова поймал на себепристальный взгляд ротмистра Чачу.

– Киви Попшу, – сказал адъютант.

В дверь втолкнули плечистого парня с лицом, изуродованнымкакой-то кожной болезнью. Парень оказался квартирным вором-рецидивистом, былзахвачен на месте преступления и держался нагло-заискивающе. Он то принималсямолить господ-начальничков не предавать его лютой смерти, то вдруг истерическихихикал, отпускал остроты и затевал рассказывать истории из своей жизни,которые все начинались одинаково: «Захожу я в один дом…» Он никому не давалговорить. Бригадир, после нескольких безуспешных попыток задать вопрос,откинулся на спинку стула и возмущенно поглядел направо и налево от себя.Ротмистр Чачу сказал ровным голосом:

– Кандидат Сим, заткни ему пасть.

Максим не знал, как затыкают пасть, поэтому он просто взялКиви Попшу за плечо и пару раз встряхнул. У Киви Попшу лязгнули челюсти, онприкусил язык и замолчал. Тогда штатский, давно уже с интересом наблюдавшийарестованного, произнес: «Этого я возьму. Пригодится». «Прекрасно!» – сказалбригадир и приказал отправить Киви Попшу обратно в камеру. Когда парня вывели,адъютант сказал:

– Вот и весь мусор. Теперь пойдет группа.

– Начинайте прямо с руководителя, – посоветовалштатский. – Как там его – Кетшеф?

Адъютант заглянул в бумаги и сказал железной табуретке:

– Гэл Кетшеф.

Ввели знакомого – худого человека в белом халате. Он был внаручниках, и поэтому держал руки, неестественно вытянув их перед собой. Глазау него были красные, лицо отекло. Он сел и стал смотреть на картину поверхголовы бригадира.