Ферма механических тел - Катерина Мелех

за желание покинуть «семью». Причем непременно такие, которые призваны потешить его уязвленное самолюбие.

— Ты исчерпала лимит моего к тебе расположения, Генри. Но мои двери для неучтенных экстрасенсов, нуждающихся в помощи, всегда открыты.

Что и требовалось доказать. Ему любопытно, на что я буду готова, лишь бы вымолить хотя бы защитную сигилу. Ведь куда ж я денусь со своими способностями-то. Знаю же, что от него другого ожидать и не стоило, но на душе все равно стало гадко. Главное, чтобы он сейчас не потребовал вернуть подаренную подвеску-веве обратно, иначе участь моя станет совсем плачевной.

Все равно плевать. Что угодно сделаю, если такова цена за красивую жизнь. Бороться мне не привыкать. А криминальные лидеры никогда не были пределом моих мечтаний. В конце концов, я дочь инженеров, а не простых токарей, пусть и скрываю это. И я всегда была достойна большего!

Я подхватила всегда собранный «тревожный чемоданчик» и выскочила наружу, смаргивая слезы. Шатаясь и хромая из-за растянутой лодыжки, прошла пару улиц и, не выдержав, сползла по стене на грязную мостовую. Уперла локти в колени и возвела глаза к светлеющему, затянутому рваными облаками небу.

Противостояние с Тешем высосало все силы. Я чувствовала себя такой же потерянной, как и в первый день дезертирства с войны. Из груди будто неаккуратно, с корнем выдрали что-то важное, кажущееся жизненно-необходимым.

Скоро начнется неизбежная ломка. Появится ощущение, что я совершила ошибку, нестерпимо захочется вернуться. Но это надо будет просто перетерпеть. Это правильно. Ведь что война, что Теш — тяжелые наркотики. От зависимости от которых надо избавляться. Прав старина Петер Шестопал: «главное вовремя высунуть».

К тому же я уже поняла, что мы с Тешем слишком разные, чтобы ужиться. Он считает экстрасенсорику даром, я — проклятием. Он терпеть не может мои плебейские привычки, я не признаю его аристократические замашки. Он чересчур деспотичен, я слишком эмансипирована. Я все понимаю. Но желания впечатать кулак мехаскелета в стену и разрыдаться это не отменяет.

— Гаечка? Генри! Что случилось?! Он тебя обидел? Отпустил? Что значит, «не совсем»? Чертову мать, ничего не понимаю! Вставай, застудишься! Пошли! Двигай задницей, я сказала! Вот так, молодец. Пей. Глотай, сказала! Умница. А теперь рассказывай.

Очнулась я в квартирке Полли, которую она снимала в Доходном квартале. Рвано тикали настенные часы в узком коридоре, над столом в кухне подмигивала голая лампочка. Кран протекал и капли с глухим стуком шлепались на дно раковины. На подоконнике с независимым видом вылизывался Бандит, освещаемый лучами уже почти взошедшего солнца.

Я обнаружила, что сжимаю в трясущихся руках недопитую стопку разбавленного спирта и, поморщившись, отставила отраву. Судорожно вздохнула, до боли сжала в кулаках волосы, приходя в себя, и констатировала очевидное:

— Что-то я подозрительно нервная в последнее время.

Наверно частый прием отвара петрушки разбалансировал гормональный фон и вызвал состояние, характерное для меня лишь раз в месяц.

— Пожила бы с ним еще неделю и вообще истеричкой стала бы, — Шпилька раздраженно цыкнула языком и подперла скулу кулаком. — Такому козлу нужна покорная овца желательно одной с ним веры. Уж извини за откровенность, но у тебя характер слабоват для такого подвига, как жизнь с психопатом.

Подозреваю, у нас с проституткой несколько разные понятия слабохарактерности, но я поняла, что она хотела сказать. Плохая сталь не выдерживает давления и высоких температур, не становится гибче и не закаляется. Она ломается. Вот и я бы сломалась. Как сломалась в приюте и сбежала. Как сломалась на войне и дезертировала. Я умею подстраиваться, но так и не научилась прогибаться.

— Значит, ты теперь подмастерье Цадока Дедерика? — с какой-то странной интонацией протянула вдруг Полли.

Я осторожно кивнула, но продолжения необъяснимого интереса не дождалась и задумалась.

— А ты как на меня наткнулась-то?

Шпилька озадаченно моргнула и шлепнула себя по лбу стеком.

— Я же шла тебе сообщить, что Барти вернулся!

Глава 5. "Совершенно секретно"

Я смотрела и не верила своим глазам. На капитане воздушных пиратов Бартоломью Буревестнике, известном любителе ловить собой пули, не было ни одной дырки! Я для порядка заставила довольного контрабандиста закатать правую штанину, но даже механическая нога выглядела в точности какой я ее запомнила месяц назад.

— Чтоб меня отцентрифужило, да ты никак повзрослел? — саркастично фыркнула я, совсем чуть-чуть расстроившись, что мне не придется брать в руки скальпель.

Барти театральным жестом снял цилиндр и поклонился.

— Где тебя черти носили? — неприязненно поинтересовалась у него Шпилька, барабаня по предплечью новенькими «когтями».

— Узнаешь — обзавидуешься, — оскалил вставную стальную челюсть контрабандист. Сарказм у нас семейный, ага. — Ждал удобного случая попасть в столицу, чтобы не попасться усиленным жандармским патрулям. Слышал, был бунт? Что еще я пропустил?

Шпилька демонстративно потеряла интерес к разговору. Я постаралась придать голосу как можно более беспечные интонации и скопировала безмятежную улыбку Хелстрема.

— Мою клинику разрушила тайная полиция, Теш заземлил Башню Бенни и официально взял меня под защиту «Калаверы», а потом продал меня Цадоку Дедерику и обставил все так, что в квартале Красных фонарей я теперь персона нон-грата.

— Угу… что?! — взревел Барти, резко оборачиваясь, отчего полы его потрепанного синего плаща картинно взметнулись. — Ты согласилась стать частью мафии?

Я закатила глаза, но не стала объяснять, что способности медиума диктуют свои правила. Я доверяю и Шпильке, и тем более Барти. Но под пытками можно и родную мать продать. Поэтому, как говорится, «меньше знаешь — крепче спишь». Точнее, чем меньше знают обо мне, тем крепче сплю я.

— А еще меня пригласил к себе в подмастерья гениальный инженер-конструктор, — оскорбленно напомнила я, но Барти так просто с намеченного пути было не сбить.

Я быстро обогатилась знанием о своей безответственности. Не способности просчитывать свои шаги из-за любви лететь поперед паровоза. Не желании хоть сколько-нибудь задумываться о будущем без криминала. От последующих нотаций в исполнении самого благоразумного и законопослушного контрабандиста меня спас грохот.

Я дернулась, с трудом подавляя желание сгруппироваться, как при бомбежке. Но резкий звук оказался всего лишь одиночным ударом кулаком в дверную створку. Шпилька зачем-то расправила складки