7 способов соврать - Райли Редгейт

– «Ад» я прочитаю, – неожиданно заявляю я сам не знаю зачем.

Вообще-то, программные произведения я не читаю с двенадцати лет, но, поскольку зарока я себе не давал, мое обещание нельзя расценивать как откровенную ложь.

– Ловлю на слове, – хмыкает Оливия. – До завтра?

– Да, – отвечаю я.

– Пока, Мэтт, – говорит она.

Оливия отключается, и у меня такое чувство, будто я очнулся от глубокого сна. Ошеломленный, я протяжно вздыхаю и несу Расса наверх, в его постель. Потом, закрывшись в своей комнате и опустившись на кровать, я с трудом верю, что где-то в другой части города Оливия ответила на мой звонок, мы поговорили и между нами что-то произошло – черт знает что.

Внутренний голос нервно нашептывает: Тормозни, сдай назад, пока тебя открыто не послали, а это неизбежно. В конце концов, еще двенадцать часов назад я даже в глаза посмотреть ей боялся. Но что-то еще звенит в голове, громче, чем ползучая тревога: ее голос, нерешительно произносящий мое имя. Я хочу слышать его снова и снова. И отвечать ей. При этой мысли я сминаю простыни и смотрю в потолок, стиснув зубы. Сердце стучит чуть быстрее, чем обычно.

Звук ее голоса словно приклеился к барабанным перепонкам, разносится эхом, пока я не проваливаюсь в сон.

В пятницу утром в туго зашнурованных кроссовках я торопливо иду по парковке для одиннадцатиклассников, считая трещины в асфальте. Двадцать три. Двадцать четыре. Двадцать пять. Я ничего не высматриваю. Просто не хочется неожиданно встретиться с кем-нибудь взглядом. Как вы поступаете, когда сталкиваетесь с кем-то из знакомых? Киваете? Улыбаетесь? Смотрите безучастно? Познай себя, говорили древние греки, и, зная себя, я могу смело сказать, что невыразительный взгляд – это все, на что я способен.

Пустой треп меня утомляет очень быстро: через три секунды я уже не могу слышать про оценки и учителей, еще через три – про спорт и очки, еще через три – про поп-музыку и разводы знаменитостей. Какое все это имеет значение? Почему все вокруг настолько плоские? Я уже начинаю думать, что так называемой разумной жизни следует дать другое название.

– Ши-и-изик, – гудит в мой адрес чей-то голос.

Я поднимаю глаза, прищурившись, смотрю на идущую мимо компанию. Пловцы, все как на подбор рослые и мускулистые, самодовольно гогочут в унисон, как единый организм.

– Очень оригинально, – саркастично кричу я им в спины.

Сам не знаю, зачем с ними связываюсь. Я же не такой дурак, как они. Я лучше них. Я, безусловно, выше того, чтобы реагировать на их ребяческие выходки.

Парень в самой гуще толпы, курчавый, с длинным носом, виновато глянул на меня через плечо. Я отвечаю ему сердитым взглядом. Если б ему было стыдно, он одернул бы своих товарищей-недоносков. Должно быть, здорово, когда тебя окружает армия друзей, которые, не задавая вопросов, подыгрывают всем твоим выходкам.

Длинноносый пловец еще с минуту смотрит на меня, потом отворачивается. Им он не сказал ни слова.

Так я и думал.

Я снова утыкаюсь в ноги, но не помню, на какой по счету трещине остановился. Вздохнув, поднимаю голову. Мое внимание привлекает девушка возле одной из машин: невысокая, стройная, с розовыми волосами. Изби Цин. Она стоит, смеясь и играя с волосами, рядом с веснушчатым парнем. Видно, что она млеет в лучах его внимания.

Я пытаюсь представить, что бы почувствовал, если бы на меня кто-нибудь так смотрел – или я сам смотрел так же на кого-то.

Правда, очень скоро я возвращаюсь к идиотской реальности и превращаюсь в бесстрастного стороннего наблюдателя. Меня поражает то, как много сил мои сверстники тратят на любовь. Мне казалось, всем известно, что школьные романтические увлечения мимолетны и бессмысленны, но, очевидно, кто-то думает иначе. На самом деле каждый человек почти всю жизнь стремится привязать себя к кому-то. Люди впустую тратят время на нечто такое, что не сулит никаких выгод в перспективе. Бог знает зачем.

– Эй, подождите! – Какой-то парень, догоняющий пловцов, с разбегу задевает меня. Меня закрутило, зашатало. Бутылка воды с периодической таблицей Менделеева вылетает из моего рюкзака и катится под одну из машин, поворачиваясь так, что ксенон оказывается выше гелия. Я выпрямляюсь, ожидая извинений, но парень даже не обернулся.

Ненавижу людей. Я опускаюсь на корточки, шарю под брызговиком, но бутылка лишь откатывается ещё дальше. Ее хватает чья-то рука, высунувшаяся из дверцы со стороны водителя.

– Поймала, – доносится голос из автомобиля.

Я поднимаюсь:

– Спасибо.

– Не за что, – говорит девушка. – Что, тот тип даже не извинился? Воспитанный парень.

Я вздрагиваю, отступая на полшага. Тот самый голос…

– У тебя, наверно, давно это, – предполагает она, рассматривая бутылку. – Тут еще нет коперниция.

Глядя в землю, я киваю:

– Ты… м-м… любишь химию?

– Люблю, – отвечает она, а я вспоминаю женский голос, произносящий: «Я люблю тебя».

Это она.

Череп внезапно сдавило. Я смотрю ей в глаза, неожиданно осознав, что мне очень много известно об этой девушке. Представляю, как она стоит в темноте комнаты отдыха педсостава, смотрит на безымянного мужчину, обещая, что никто никогда не узнает. И я вдруг понимаю, что лучше бы мне никогда не слышать того разговора. Хранить такой секрет – непосильная обуза. Я мог бы разрушить ее жизнь.

Девушка склоняет голову. Глаза у нее прекрасные: ясные, пронизывающие. Они впиваются в меня.

Я не знаю ее имени. Хоть что-то. Хлипкая защита от ответственности.

Она протягивает мне бутылку, и я ее беру:

– Мне пора.

Не оглядываясь, я торопливо иду к зданию школы.

В пятницу во время обеда звучит объявление, доказывающее мою правоту: в вопросниках, что нам раздавали на пятом уроке, народ написал всякую ерунду. И, видимо, шутников нашлось немало. Директор Тернер добрых пять минут честила школу в громкоговоритель.

– И последнее, – говорит она в заключение своей нотации. – Если кому есть что сообщить, бланки вопросников по-прежнему можно получить в методическом кабинете. И, как всегда, наш сайт открыт для всех, кто желает предоставить информацию. Спасибо. Всем хорошего дня.

– Нет, это вам спасибо, дорогая директриса, – говорит Оливия, отсалютовав динамику соком «Капри сан». В столовой снова поднялся галдеж. – И приятных выходных, – добавляет она, уже обращаясь ко мне и Джуни.

– Слава богу! – восклицаю я. – Только мне показалось, что эта неделя никогда не кончится?

– Нет, не только тебе, – отвечает Джунипер, помешивая йогурт.