Беглянка - Элис Манро

В конце концов коляска приняла нужный вид. Раза в полтора больше обычной прогулочной, она оказалась громоздкой, неповоротливой. И естественно, заскорузлой от грязи. Джулиет уже сама успела перепачкаться, а Пенелопа на пороге – тем более. Внезапно под рукой малышки блеснул предмет, который Джулиет вначале проглядела. Гвоздь. Такие вещи начинаешь замечать лишь тогда, когда у тебя появляется ребенок, который все тянет в рот – здесь нужен глаз да глаз.

А Джулиет утратила бдительность. В этом доме все отвлекало. Жара, Айрин, старые воспоминания и неожиданные перемены.

«Я и деревня».

– Ой, – ответила ей Сара. – Я надеялась, ты не заметишь. Не обижайся.

Сара теперь спала на застекленной терраске. Окна затеняли бамбуковые жалюзи, отчего в тесном, душном помещении, которое некогда было частью веранды, даже стены будто изнывали, приобретая желто-коричневатый оттенок. Тем не менее на Саре была розовая шерстяная пижама. Вчера, при встрече на вокзале, из-за подведенных карандашом бровей, малиновой помады, тюрбана и юбки с жакетом Сара походила на пожилую француженку (так подумала Джулиет, хотя нельзя сказать, что она в своей жизни видела много пожилых француженок), но теперь, когда ее жидкие седые кудельки растрепались, а глаза тревожно заблестели под почти голыми надбровьями, Сара выглядела, скорее, как ребенок со старческим личиком. Она сидела в постели среди подушек, завернувшись по пояс в несколько стеганых одеял. Когда Джулиет некоторое время назад помогала матери добраться до уборной, оказалось, что Сара, несмотря на жару, ложится в кровать прямо в носках и тапочках.

К постели был придвинут стул с прямой спинкой, до которого Саре было легче дотянуться, чем до стола. Там стояли флаконы с таблетками и микстурами, тальк, увлажняющий крем, опивки чая с молоком и стакан с засохшей пленкой тонизирующего средства – должно быть, препарата железа. Поверх одеял валялись старые журналы – «Вог» и «Ледис хоум джорнал»[13].

– Я и не обижаюсь, – отозвалась Джулиет.

– Она раньше висела на стене, честное слово. В заднем коридоре, у входа в столовую. А потом папа решил ее снять.

– Почему?

– Он не сказал. Даже не предупредил. В один прекрасный день картина просто исчезла.

– Но что на него нашло?

– Ну… Наверное, ударило что-то в голову, понимаешь…

– Что именно?

– Ну… Я думаю… знаешь, мне кажется, это из-за Айрин. Он опасался, что картина будет смущать Айрин.

– На ней же нет голых тел. Это тебе не Боттичелли.

В гостиной у Сэма и Сары действительно висела репродукция «Рождения Венеры». В свое время, много лет назад, когда они пригласили на ужин коллег Сэма, эта картина сделалась мишенью нервных шуток.

– Нет. Но это современное искусство. Думаю, папе было неловко смотреть на эту картину. Или видеть, с каким лицом смотрит на нее Айрин. Может, он боялся, что она станет… ну, как бы это сказать… нас презирать. Ну, сочтет, что мы ненормальные. Он не хотел, чтобы Айрин держала нас за чудаков.

– За чудаков, которые вешают на стены чудаковатые картины? – возмутилась Джулиет. – Хочешь сказать, ему было так важно ее мнение о наших картинах?

– Ты же знаешь папу.

– Он никогда не боялся идти наперекор другим. Разве не из-за этого у него вечно были неприятности на работе?

– Что-что? – переспросила Сара. – Ах да. Да. Идти наперекор он умеет. Но иногда деликатничает. Взять ту же Айрин. С ней он очень деликатен. Мы так ее ценим, нашу Айрин.

– Неужели он подумал, что она уволится, если заметит у нас «странную» картину?

– Милая, что до меня – пусть бы висела. Я очень дорожу всеми твоими подарками. Но папа…

Джулиет ничего не ответила. Когда она была еще ребенком, лет от девяти-десяти до четырнадцати, между нею и Сарой существовал некий уговор по поводу Сэма. «Ты же знаешь папу».

Тогда они были лучшими подругами. Испытывали средства для домашнего перманента на тонких, но упрямых волосах Джулиет, своими руками шили лучшие платья во всей округе, а вечерами, когда Сэм задерживался на собраниях в школе, готовили себе сэндвичи с арахисовым маслом, помидорами и майонезом. Снова и снова рассказывались истории о подружках и ухажерах Сары, о розыгрышах и развлечениях, относящихся к тому времени, когда она еще учительствовала и не страдала сердечной недостаточностью. А некоторые истории повествовали о еще более далеких временах, когда юная Сара, прикованная к постели ревматической лихорадкой, отправлялась на поиски приключений с Ролло и Максин, воображаемыми друзьями, которые расследовали таинственные происшествия, даже убийства, подобно персонажам известных детских книг. Байки о безумной влюбленности Сэма в Сару, о его фиаско с машиной, взятой напрокат, о его появлении в лохмотьях бродяги на пороге Сары.

Были и посиделки вдвоем, когда Сара и Джулиет, всегда неразлучные, всегда рядом, сообща готовили сливочные помадки или обшивали ленточками нижние юбки. А потом, совершенно внезапно, у Джулиет пропала охота к этим занятиям; теперь ей хотелось приходить глубокой ночью на кухню к Сэму и задавать ему вопросы о черных дырах, о ледниковом периоде, о Боге. Она терпеть не могла, когда Сара бесцеремонно вторгалась в их беседы с каким-нибудь по-детски наивным вопросом, стараясь в своей извечной манере перетянуть внимание на себя. Вот почему Сэм и Джулиет вели свои разговоры поздно вечером; вот почему между ними тоже существовал уговор, никогда не упоминавшийся вслух. «Подожди, вот избавимся от Сары». Не навсегда, конечно.

Этот уговор сопровождался напоминанием: «Будь помягче с Сарой. Она рисковала жизнью, чтобы произвести тебя на свет. Помни об этом».

– Папа не боится идти наперекор тем, кто стоит выше, – с глубоким вздохом объяснила Сара. – Но ты же знаешь, как он ведет себя с теми, кто находится ступенью ниже. Он готов на все, чтобы только показать, что они ему ровня; его хлебом не корми, дай опуститься до их уровня…

Конечно, Джулиет об этом знала. Знала, как Сэм разговаривает с парнишкой на бензоколонке, как шутит с продавцом в скобяной лавке. Но промолчала.

– …И позаискивать, – закончила Сара с внезапной переменой интонации, со слабым намеком на злость, еле слышным смешком.

Приведя в порядок коляску, Пенелопу и себя, Джулиет отправилась гулять по городу. Она придумала благовидный предлог: покупку особо мягкого бактерицидного мыла для стирки пеленок; от обычного мыла у дочки могла выступить сыпь. Но для выхода в город были и другие причины, сродни неодолимым соблазнам, и Джулиет их немного стеснялась.

Этой дорогой она из года в год ходила в школу. Даже поступив в колледж и приезжая домой на каникулы, для соседей она все равно оставалась девчонкой-школьницей.