Защищая Родину. Летчицы Великой Отечественной - Любовь Виноградова

«Таня» стала первой советской девушкой-иконой, святой, на которую идеология требовала равняться. Слушая комсоргов, давая перед товарищами торжественное обещание быть такими же бесстрашными, как «Таня», преданные Родине и коммунистическим идеалам девушки впервые примеряли на себя страшную роль, впервые пытались понять, хватит ли у них сил выдержать пытки и не выдать товарищей, смогут ли они так же, как Таня, грозить немцам перед казнью. Этот вопрос, ответа на который не было, лишал их сна и отравлял жизнь.

Вскоре выяснилось, что Таню на самом деле звали Зоя Космодемьянская, и ей было всего восемнадцать. Лидов написал более подробную статью, к которой были приложены фотографии казни Зои, найденные у убитого немецкого солдата. Все газеты писали об истории Зои, публиковали передовицы, призывающие за нее отомстить. Все знали, какое у нее было лицо: в газетах напечатали довоенный портрет — во всех один и тот же, выбранный Зоиной мамой, школьной учительницей. Все моменты, которые не устраивали пропаганду, были опущены. История была сложная.

Зоя, нервная, романтичная, очень ранимая девушка, в подростковом возрасте из-за конфликта с одноклассниками пролежавшая месяц в клинике нервных заболеваний, была фанатичной комсомолкой. С начала войны ее охватило стремление идти воевать с немцами. Желание осуществилось 31 октября 1941 года, когда в числе других добровольцев Зою приняли в диверсионно-разведывательную группу. Их обучали всего пару дней и 4 ноября уже перебросили в район Волоколамска под Москвой. Они минировали дороги и собирали разведывательные данные, но главная задача была другой. 17 ноября вышел приказ Ставки верховного главнокомандования № 428, предписывавший лишить «германскую армию возможности располагаться в селах и городах, выгнать немецких захватчиков из всех населенных пунктов на холод в поле, выкурить их из всех помещений и теплых убежищ и заставить мерзнуть под открытым небом», с каковой целью было приказано «разрушать и сжигать дотла все населенные пункты в тылу немецких войск на расстоянии 40–60 км в глубину от переднего края и на 20–30 км вправо и влево от дорог».[116]Абсолютная бесчеловечность этого приказа поражает. Зима в тот год была на редкость суровая, с морозами под сорок градусов. Жители прифронтовых деревень, где остались уже лишь старики, женщины и дети, у которых военные, сначала советские, потом немцы, забрали все запасы продовольствия, отобрали лошадей, зарезали коров, съели кур, не оставили даже зерна для посева весной, теперь, в самом начале этой лютой зимы, лишались еще и домов.

Не имея ни малейших сомнений в правильности приказа, члены Зоиной группы, вооруженные бутылками с зажигательной смесью и пистолетами, 27 ноября 1941 года начали с деревни Петрищево, спалив там три дома (согласно полученному заданию, они должны были полностью сжечь в течение пяти-семи дней десять населенных пунктов). После этого один человек из группы, не дождавшись в условленном месте товарищей, благополучно вернулся к своим, второй был схвачен. Зоя, оставшись одна, решила вернуться в деревню и продолжить поджоги. Но настороже были уже и немцы, и местное население, не согласное с приказом Верховного главнокомандования об уничтожении их жилья. Когда вечером следующего дня Зоя попыталась поджечь сарай крестьянина Свиридова, тот вызвал немцев. Партизанку схватили и долго мучали. К истязаниям пытались присоединиться две погорелицы, лишившиеся по ее вине домов. Даже на следующий день, когда девушку вели на казнь, повесив ей на грудь табличку с надписью «Поджигатель домов», одна из этих женщин по фамилии Смирнова била ее палкой по ногам и кричала: «Кому ты навредила? Мой дом сожгла, а немцам ничего не сделала!»[117]Обе погорелицы и крестьянин Свиридов после освобождения деревни были расстреляны. Расстрелян был и Василий Клубков, единственный человек из группы Зои, благополучно вернувшийся к своим. Выбив из него признание, что он предал Зою, которое планировалось использовать в отредактированной истории ее гибели, Клубкова расстреляли. А подписанным им показаниям так и не дали ход: передумали.

Казнь Зои Космодемьянской одна из свидетелей описывает следующим образом: «До самой виселицы вели ее под руки. Шла ровно, с поднятой головой, молча, гордо. Довели до виселицы. Вокруг виселицы было много немцев и гражданских. Подвели к виселице, скомандовали расширить круг вокруг виселицы и стали ее фотографировать… При ней была сумка с бутылками [с зажигательной смесью]. Она крикнула: «Граждане! Вы не стойте, не смотрите, а надо помогать воевать! Эта моя смерть — это мое достижение». После этого один офицер замахнулся, а другие закричали на нее. Затем она сказала: «Товарищи, победа будет за нами. Немецкие солдаты, пока не поздно, сдавайтесь в плен». Все это она говорила в момент, когда ее фотографировали… Потом подставили ящик. Она без всякой команды стала сама на ящик. Подошел немец и стал надевать петлю. Она в это время крикнула: «Сколько нас ни вешайте, всех не перевешаете, нас 170 миллионов. Но за меня вам наши товарищи отомстят». Это она сказала уже с петлей на шее. Она хотела еще что-то сказать, но в этот момент ящик убрали из-под ног, и она повисла. Она взялась за веревку рукой, но немец ударил ее по рукам. После этого все разошлись».[118]

Тело Космодемьянской провисело на виселице около месяца, неоднократно подвергаясь надругательствам со стороны проходивших через деревню немецких солдат. Под новый 1942 год пьяные немцы сорвали с повешенной одежду и в очередной раз надругались над телом, исколов его ножами и отрезав грудь. На следующий день немцы отдали распоряжение убрать виселицу, и тело было похоронено местными жителями за околицей деревни. Останки обрели здесь покой лишь на время: впоследствии их перезахоронили на Новодевичьем кладбище.

Земли нет: ночь одела ее в густой мрак. Горизонта нет: затушеван ночью. «Нужна особая сноровка, особое чутье, чтобы по отдельным сгусткам темноты, неясным штрихам, белесым пятнам определить свое местонахождение. Иногда случайный огонек может сказать очень многое и послужить спасительным маяком среди океана тьмы»[119]— так вспоминала о ночном полете одна из летчиц полка Бершанской. По чужим описаниям сложно составить себе представление о ночном полете с примитивными приборами. Только испытав его на себе, можно понять, сколь специфических навыков он требует. «Ночники» — летчицы и штурманы полка ночных бомбардировщиков — учились видеть в темноте и жить ночью.

Пришедшая в голову конструктору Поликарпову идея применять самолет У–2 в качестве легкого ночного бомбардировщика оказалась необыкновенно удачной. Его самолеты (которые в 1944 году после смерти конструктора переименовали в его честь в По–2) несли двести-триста килограммов легких бомб и, хотя могли нанести противнику относительно небольшой ущерб (тяжелые бомбардировщики несли бомбовую нагрузку в десятки раз выше), выполняли очень важную задачу: «…бомбардировочные операции на малой высоте, преимущественно ночью, с целью не давать покоя противнику, лишать его сна и отдыха, изнурять, уничтожать его авиацию на аэродромах, склады горючего, боеприпасов и продовольствия, мешать действиям транспорта, штабов и т. п.»,[120]навлекая на себя ненависть немцев. Но научиться летать и бомбить ночью было очень непросто.