Алекто. Сокровище морганов - Жюльетт Сапфо

так называемых родовых болезнях... – начал было Готье, но Алекто не дала ему договорить.

- Наследственных? – Девушка поднялась с испуганным видом, но руку матери не выпустила, а напротив – сжала её ещё сильнее. – То есть вы хотите сказать, что меня ждёт та же участь: стать жертвой какого-то внезапного недуга?

Лекарь протестующе поднял обе руки:

- Я этого не утверждаю! Откровенно говоря, я и сейчас ещё полон сомнений, от этой ли болезни скончались братья де Лармор.

- Разве вас здесь не было, когда мой отец покинул этот мир? – удивилась Алекто.

- К вашему сведению, мадемуазель Алекто, я поселился на Раденне десять лет назад. Следовательно, о причине смерти братьев де Лармор могу судить исключительно по слухам, на которые столь падки жители острова. Ваш отец умер на руках у вашей матушки, мадам Бертрады, но она мало что помнит о том дне. И это понятно: убитая горем женщина не способна ясно оценивать то, что происходит вокруг неё. Что же до мессира Вальдульфа... Из тех, кто жил в Доме папоротников до его смерти, не осталось никого, ни единого человека. Даже слуги – и те другие. Ибо Харибальд де Лармор, став владельцем имения, избавился от прежних слуг и завёл новых.

- А Мадобод? – спросила Алекто.

- Мадобод? Ах да, Мадобод! Это был единственный человек в Бруиден да Ре, который хорошо знал обоих братьев. Жаль, что его уже невозможно расспросить...

- Неужели он никогда никому не говорил о том, как умер граф Вальдульф? – нетерпеливо прервала лекаря Алекто.

- Наверное, сказал бы, если б его спросили об этом. – Готье неожиданно резво вскочил на ноги и, повернувшись к девушке спиной, встал у камина.

- И Мартина... Мартина тоже знала Вальдульфа, - подала голос Бертрада, - она знала его даже лучше, чем я. Хотя она, если бы и не умерла так внезапно, вряд ли ответила на твои вопросы, Алекто. Она и со мной была не слишком разговорчива...

- Мне очень жаль Мартину, - не оборачиваясь вставил Готье и протянул руки к камину с полыхавшим в нём пламенем, - бедняжка умерла так неожиданно. Но такова воля небес. К тому же в смерти есть и свои выгоды – в ней обретают искупление грехов...

- Каких грехов? – возмутилась Алекто. – У Мартины не было никаких грехов. Она была так добра! И даже умирая она беспокоилась не о себе. Она тоже, как и тётя Арогаста, хотела открыть мне некую правду и о чём-то предупредить... Она говорила, что так ей велелиОНИ...

- Они – это, должно быть, Харибальд и Вальдульф, - с нескрываемой насмешкой произнёс лекарь и прибавил: – Жители острова до сих пор считают, что Мартина была колдуньей, которая умела вызывать духов умерших. И чаще всего она говорила именно с духами братьев де Лармор. Готов поклясться священным распятием, что её последними словами были их имена.

- Вы ошибаетесь, - возразила Алекто. – То, что я услышала от неё перед тем, как её дыхание пресеклось, было всего лишь одно слово. И это было не имя.

- Вот как? – Готье обернулся и внимательно посмотрел на девушку; в его маленьких прищуренных глазках промелькнуло беспокойство. – И что же это за слово?

- Картина, - безучастно ответила Алекто. И, пожав плечами, прибавила: - Вряд ли в этом есть какой-то смысл. Скорее всего она произнесла это слово в бреду.

Показалось Алекто или Готье и вправду расслабился после того, как получил ответ на свой вопрос?

- Вы правы, мадемуазель Алекто, Мартина бредила перед смертью, - в заключение произнёс он тоном опытного медикуса.

- Но вернёмся всё же к прошлому. – Алекто снова повернулась лицом к графине. – К истории о том, как вы, матушка, стали женой графа Харибальда. Ведь, если я не ошибаюсь, именно об этом хотела рассказать мне тётя Арогаста?

- Простите, что вмешиваюсь, - в разговор снова вступил Готье, - но скажите, мадемуазель, для чего вам знать о том, что было так давно и уже навсегда осталось в прошлом? Какой бы ни была история замужества мадам Бертрады, благодаря ему она стала владелицей Бруиден да Ре.

Алекто хотела заметить, что это, собственно, не его дело, но её опередила графиня.

- Оставьте нас, - властным голосом проговорила Бертрада, обращаясь к Готье.

Когда тот откланялся и безропотно покинул гостиную, графиня перевела взгляд на дочь:

- По твоему лицу, Алекто, я вижу, что ты расстроена... Да, моя вина! Я давно должна была рассказать тебе о том, что случилось в дни моей юности. Видишь ли, до того, как выйти замуж за Харибальда, я была обручена с его братом Вальдульфом... – Бертрада перевела дыхание и продолжила, уже не глядя на притихшую Алекто: – Вальдульф был старше меня на десять лет. Мужественный, смелый, закалённый в Крестовом походе, он сразу покорил моё сердце. Да, Алекто, это была любовь с первого взгляда. Вальдульф служил при дворе короля Сигиберта, когда мы познакомились на пиру в честь рождения наследника престола. Он приходил к нам в дом, но все наши свидания всегда проходили в присутствии моих сестёр. Вальдульф просил моей руки, но ни одна из моих сестёр не выказала одобрения по поводу возможного брачного союза. Они сказали графу, что им нужно время, чтобы всё обдумать... И тогда мы обручились втайне от всех. А потом Вальдульф уехал из Лютеции, выполняя какой-то очень важный королевский приказ. Прощаясь со мной, он обещал вернуться и жениться на мне, заручившись поддержкой самого короля...

Бертрада умолкла, извлекла из-за рукава носовой платок и приложила его к блеснувшим слезами глазам.

- Я ждала Вальдульфа несколько долгих недель, показавшихся мне вечностью, - после короткой паузы продолжала графиня печальным голосом. – И вот, когда сёстры, посмеиваясь и ругая меня доверчивой дурочкой, посоветовали мне искать другого жениха, явился брат Вальдульфа. Харибальд известил меня о смерти Вальдульфа и неожиданно позвал замуж... Он сказал, что такой была предсмертная воля Вальдульфа: тот не хотел, чтобы наш несостоявшийся брак стал поводом для насмешек. Умирая, Вальдульф беспокоился о моём добром имени и моей чести... Разве я могла отказать его брату, зная, что Вальдульф не вверил бы заботу обо мне в ненадёжные руки? Мы поженились здесь, на Раденне, а Харибальд после смерти брата стал единственным владельцем Бруидена да Ре, - закончила Бертрада каким-то странным голосом, который, казалось, с трудом