Средство от страха - Андрей Курпатов

Попробуйте ответить на вопрос, какую реакцию вызовет усобаки прокол ее кожи достаточно толстой иглой? Отвечаете? Не торопитесь. Всезависит от того, не побывала ли эта собака перед такой процедурой на приеме уакадемика и лауреата Нобелевской премии – Ивана Петровича Павлова. Разумеется,естественной реакцией собаки на такую травму будет «оборонительная реакция».Иван Петрович убеждался в этом неоднократно.

Но однажды ему пришла в голову шальная мысль: а что еслинаучить собаку как-то иначе реагировать на эту экзекуцию? Подумал и провелэксперимент: он прокалывал кожу собаки специальной иглой (академик любовноназывал ей «кололкой») и одновременно с этим подсовывал собаке мясо. У той,конечно, поначалу возникала оборонительная реакция, которая вслед за этимсменялась реакцией пищевой.

После нескольких таких сочетаний – применения «кололки»вместе с кормлением – у собаки возник стойкий условный пищевой рефлекс. Всякийраз, когда ей в очередной раз прокалывали кожу, она, вместо того чтобыоскалиться и вздыбиться, начинала весело вилять хвостом, призывно лаять иистекать слюной. Чистой воды парадокс – безусловный стимул, призванный вызыватьоборонительную реакцию, стал для этого животного условным стимулом кормления иполностью подавил ее естественную для такой ситуации агрессивность!

Можете ли вы представить себе нечто подобное на человеческомматериале?! Я думаю, что вряд ли. Но сейчас мне придется рассказать о чем-тоеще более загадочном, причем из области уже чисто человеческой психологии. Водной из своих книг я уже рассказывал об одном крайне тяжелом психическомрасстройстве, имя которому – анорексия, а проще говоря, патологическая страстьк похуданию. И хотя не многие относятся к этой «причуде» серьезно, смертностьсреди больных этим недугом достигает 20%!

Анорексия – это такой невроз, когда человек (чаще девушка)начинает думать, что он слишком растолстел, что ему срочно нужно худеть, ипотому начинает отказываться от еды. Я думаю, что многим известно, как тягостнособлюдать диету – этого нельзя, того нельзя. Сущее наказание! Разумеется, а какиначе, ведь приходится «наступать на горло» своему пищевому рефлексу, т. е.фактически «на горло» собственному инстинкту самосохранения.

Каков механизм этой болезни? Во-первых, на неокрепшиедевичьи умы катастрофическим образом влияет массовая культура с ее извечнымиглупостями – рекламой идеальных форм, диет и средств для похудания. Во-вторых,как это часто бывает, масло в огонь подливают родители, которые то упрекают вполноте и обжорстве, то закармливают как на убой. В-третьих, не последнюю рольиграют неудачи в личной жизни: любимый мужчина бросил, или сказал что-тообидное, или просто внимания со стороны мужского пола недостаточно. Иначинаются у девушки метания: отчего, почему? Верно, толстая, давай худеть! Идает... Сначала едим понемногу, потом рвоту у себя вызываем, чтобы «убратьлишнее», наконец, от такой жизни аппетит пропадает напрочь, а в животе«тяжесть» начинается после двух ложек супа. Все, готовая анорексия – получите,распишитесь.

При чем тут эксперимент И. П. Павлова, спросите вы. Отвечаю.Вот решается вопрос о госпитализации Тани (семнадцати лет) в Клинику неврозовимени все того же И. П. Павлова. Диагноз – анорексия, масса тела 38 килограммовпри росте 162 сантиметра. Я ее спрашиваю: «Таня, ты понимаешь, что тебе нужнанаша помощь?». Она смотрит на меня исподлобья своими болезненно горящимиглазами и говорит: «Понимаю». Но, конечно, врет. Это ее родители заставили скриками и воплями, сама бы она к нам в жизни бы не пришла.

Почему? Потому что она патологически, смертельно, до темнотыв глазах боится потолстеть. И госпитализация, имеющая своей целью повыситьмассу ее дистрофичного тела, разумеется, в Танины планы не входит.«Ладно, – говорю я ей. – Значит, будем госпитализироваться. Какие-товопросы у тебя ко мне сейчас есть?». «Вопросы?. – раздумывает она ипотирает пальчиком, на котором торчат бугорки всех фаланг, ввалившиесяскулы. – А вы меня есть будете заставлять?»

Горчица без ростбифа особого интереса не представляет.

Граучо Маркс

Мне приходится уклониться от прямого ответа – заставлять небудем, но чтобы масса оговариваемого тела повысилась, сделаем все возможное иневозможное: «Конечно, надо будет есть – завтрак, обед, ужин; все пораспорядку, ничего сверхъестественного!». «И что, следить будете?» – Танянастороженно продолжает свой импровизированный допрос. Я пытаюсь быть как можноболее деликатным: «Ну не так чтобы следить... Медицинские сестры, конечно,наблюдают за пациентами...». «Тогда я не лягу!» – «выстреливает» Таня и смотритна меня злобно, с ненавистью, которую трудно ожидать от такого, в сущности,ребенка. Я аж поеживаюсь.

«Таня, а как же не есть-то совсем?» – говорю я как можномягче. «Я не могу!» – отвечает. «Ну это же глупость, право! Что значит „неможешь“?» – я решаюсь пойти на небольшую конфронтацию. «Не могу, и все! Незаставите!» – Таня кричит и встает со своего места, порываясь выбежать изкабинета. «Постой, Таня! Сядь. А правда, что приятно не есть?» – из моих уствылетает парадоксальная фраза. Таня замирает у двери и смотрит на меня, словнона сумасшедшего, а потом неожиданно с доверием спрашивает: «А откуда вы знаете?».

Если кто-то будет рассказывать мне теперь, что диета – этоужасно, я ему не поверю. И знаете почему? Потому что, значит, он недостаточнобоится быть толстым, если же он будет бояться быть толстым, то в скором времениначнет бояться и самой еды – да, да! А потому самым большим удовольствием длянего будет – не есть. Конечно, это противоречит биологической логике, здравомусмыслу, инстинкту самосохранения, всему на свете!

Но человек может научиться получать удовольствие от голода,от голода доводящего его до состояния дистрофии! Голод для Тани значитбуквально следующее – она успешно избегает еды, спасает себя от полноты, онанаслаждается!

Да, воистину страх способен сделать с нами вещиудивительные! А кроме того, парадоксальные и по-настоящему страшные. Ведьдвадцатипроцентная смертность – это показатель рака! И вот теперь скажите мне,что страшнее – страх или рак?.

Возвращаемся к практической части – борьбе со страхами. Мыуже составили список – «рейтинг» наших страхов, что называется, от мала довелика. Но теперь нам известно, что любой невротический страх – это простопривычка, и потому важен даже не страх, а то, чем мы его подкрепляем.Подкрепляются же наши страхи фактом бегства, попытками избежать того, что, намкажется, произойдет, т. е. мы стараемся спрятаться, предохранить себя отвозможных неприятностей, которыми пугает нас наше воображение.

Естественно, что третьим этапом практической работы поборьбе со страхами становится выявление тех способов, которыми мы себя защищаемот возможных, как нам кажется, «напастей». Иными словами, мы должны прояснитьто, что можно было бы назвать «путями отступления», «траекториями бегства»,«планами побега», которые мы «разрабатываем». Есть страх, а есть то, что мыпредпринимаем, дабы с грезящейся нам «угрозой» не встретиться. И сам факт этихпопыток закрепляет и тренирует нашу привычку бояться.