Леопард - Ю Несбе

Настолько живым. Одним словом, трепло. Она таких терпеть не может. Он ей кого-то напоминал. Какого-то героя американских классических боевиков или сериалов восьмидесятых.

— И вот я дал себе слово, что если вернусь в Ставангер, то пойду куда-нибудь посидеть, возьму пива, подойду к самой красивой девушке, которую увижу, и скажу именно то, что говорю сейчас. — Он развел руками, улыбнулся белозубой, широкой улыбкой. — Мне кажется, ты девушка у синей пагоды.

— Где?

— Это из Редьярда Киплинга, барышня. Ты — девушка, которая ждет британского солдата возле пагоды Мульмейна. Ну, что скажешь? Поедешь со мной? Будешь ходить босиком по мрамору Шведагона? Есть мясо кобры в Баго? Засыпать под молитвенные заклинания мусульман в Янгуне и просыпаться под буддистские в Мандалае? — Он перевел дух.

Она наклонилась вперед:

— Так значит, я тут самая красивая девушка?

Он огляделся.

— Нет, но у тебя самые большие буфера. Ты красивая, но конкуренция велика, вопрос в том, красивее ли ты всех. Пойдем отсюда?

Она засмеялась и покачала головой. Никак не могла определить, он смешной или просто ненормальный.

— Я здесь с подругами. Попытайся использовать этот фокус с кем-нибудь еще.

— Элиас.

— Что?

— Тебе интересно, как меня зовут. На тот случай, если мы еще увидимся. Меня зовут Элиас. Скуг. Фамилию ты забудешь, но Элиаса запомнишь. И мы еще увидимся. Раньше, чем ты это поймешь.

Она склонила голову набок:

— Ах вот как?

Он тоже склонил голову набок и передразнил:

— Да. Вот так.

Потом допил пиво, поставил бокал на стойку, засмеялся ей в лицо и ушел.

— Что за тип? — Это спросила Матильда.

— Понятия не имею, — сказала Стине, — он вообще-то ничего, но странный. Судя по говору, откуда-то из Восточной Норвегии.

— Странный?

— У него странные глаза. И зубы. Или здесь просто такой стробоскопический свет.

— Стробоскопический свет?

Стине рассмеялась.

— Такой свет, как в солярии, цвета зубной пасты. Из-за которого рожа сразу как у зомби.

Матильда покачала головой:

— Тебе надо выпить. Пойдем.

Стине последовала за ней, по дороге обернулась на дверь. Ей казалось, что она видела лицо за стеклом, но там никого не было.

Было девять вечера, Харри шел по центру Осло. Весь день он провел, перетаскивая стулья и столы в новый кабинет. Во второй половине дня съездил в больницу, но отца не застал — его забрали на какие-то исследования. Так что пришлось вернуться. Он отксерил кое-какие рапорты, сделал пару звонков, заказал билет на самолет в Берген, забежал в Сити и купил USB-модем размером с сигаретный окурок.

Харри шел широким шагом. Ему это всегда ужасно нравилось: идти пешком с востока на запад через этот компактный город, наблюдая по пути, как постепенно, но явно меняются люди, мода, этническая принадлежность, архитектурные стили, магазины, кафе, бары. Он заскочил в «Макдоналдс», съел гамбургер, сунул в карман три трубочки для коктейлей и пошел дальше.

Не прошло и получаса, как он вышел из похожего на гетто пакистанского Грёнланна — и вот он уже в красивой, немного стерильной и белой как мел западной части города. Кайя Сульнес жила на улице Людер-Сагенс-гате, ее дом был из числа тех больших старинных деревянных вилл, за которыми жители Осло выстраиваются в очередь, когда их изредка выставляют на продажу. И даже не для того, чтобы купить, — денег на это почти ни у кого нет, — но чтобы посмотреть, помечтать и получить подтверждение тому, что Фагерборг по-прежнему таков, каким хочет казаться, — район, где богатые богаты, но не слишком, где деньги не слишком новые и ни у кого нет ни плавательных бассейнов, ни автоматических ворот в гараже, ни других современных вульгарных наворотов. Потому что местные жители вели себя так же, как всегда. Летом сидели под яблонями в своих больших тенистых садах в старых плетеных креслах или на старых садовых скамейках, слишком громоздких и выкрашенных в черный цвет, как и сами виллы, из которых их вынесли. А когда садовую мебель заносили в дом и дни становились короче, за окнами из стеклянных мелких квадратиков зажигали свечи. На улице Людер-Сагенс-гате рождественское настроение царило с октября и до марта.

Калитка скрипнула так громко, что стало ясно: никакая собака здесь просто не нужна. Гравий хрустел под сапогами. Харри обрадовался, как ребенок, когда нашел эти сапоги в шкафу, но сейчас они уже промокли насквозь.

По лестнице он поднялся на крыльцо и нажал на звонок. Таблички с именем жильцов не было.

Перед дверью стояла пара изящных дамских туфель, а рядом с ними — пара мужских ботинок. Размера так сорок шестого, прикинул Харри. Похоже, что муж у Кайи — мужчина крупный. Потому что, разумеется, у нее есть муж, сейчас он даже не мог понять, как ему могло прийти в голову что-то другое. Пришло, и все, правда ведь? Ну и ладно, это не важно. Дверь открылась.

— Харри? — На ней была незастегнутая и слишком просторная шерстяная кофта, вытертые джинсы и войлочные тапки, такие старые, что Харри был готов держать пари, что на них уже выступили старческие веснушки. На лице — никакой косметики. Только удивленная улыбка. Тем не менее казалось, она знала, что он придет. Знала, что ему понравится, если он ее увидит именно такой. Конечно, он уже в Гонконге заметил в ее взгляде ту заинтересованность, которую у многих женщин вызывает мужчина с репутацией, не важно, плохой или хорошей. Да он к тому же тоже не делал попытки как-то проанализировать те причины, которые, сложившись вместе, привели его к этой двери. И даже хорошо, что он этого не сделал. Ботинки сорок шестого размера. Или сорок шестого с половиной.

— Мне Хаген дал адрес, — сказал Харри. — От моей квартиры до тебя можно дойти пешком, и я решил, что лучше будет зайти, а не звонить.

Она неуверенно улыбнулась:

— У тебя нет мобильника.

— А вот и ошибаешься. — Он выудил из кармана красный телефон. — Мне его Хаген дал, но пин-код я уже забыл. Я не помешаю?

— Нет-нет. — Она распахнула дверь, и Харри вошел.

Смешно, но сердце его забилось быстрее, пока он ждал ее. Лет пятнадцать назад его бы это разозлило, но теперь он смирился, приняв тот банальный факт, что женская красота всегда будет иметь над ним некоторую власть.

— Я кофе сварю. Будешь?

Они вошли в гостиную. На стенах висели картины и книжные полки с таким количеством книг, что он засомневался, что она успела бы собрать их одна. В комнате царил совершенно явный мужской дух. Громоздкая угловатая мебель, глобус, кальян, виниловые пластинки на полках, карты и фотографии высоких, покрытых снегом гор. Из чего Харри сделал вывод, что неведомый муж прилично старше Кайсы. Телевизор был включен, но без звука.