Достойно есть - Одиссеас Элитис

опухли от голода и авитаминоза, а «беспутными» их обзывают скептически настроенные сограждане, видящие в их деятельности бессмысленную и опасную авантюру. Тридцать человек – условное число, в реальности жертв было больше.

Солнце справедливости разумное… —Солнцем Правды православная традиция называет Христа: в церковнославянском языке слово «правда» значит «справедливость» (δικαιοσύνη), а не «истина» (αλήθεια). У меня была возможность сохранить устоявшийся церковнославянский перевод, но метрика и общая гармония строфы продиктовали другое, и я перевожу эту эпиклезу Христа так же, как переводит её митрополит Иларион во фрагменте «Беседы о кладбище и кресте» Иоанна Златоуста: «Ибо они были поистине тёмными, пока не сошло туда Солнце справедливости, не осветило и не сделало ад небом. Ибо где Христос, там и небо» (Игумен Иларион (Алфеев). Христос – Победитель ада. Тема сошествия во ад в восточно-христианской традиции. СПб.: Алетейя, 2001. С. 86). Мирт – священное дерево Афродиты и Деметры, символ чистоты и непорочности, перешедший в православную традицию как один из атрибутов Богородицы. Иными словами, герой обращается с молитвой к небу и к земле в любой религиозной трактовке, будь то христианской или языческой. Т. Лигнадис сравнивает эту строку с отрывком из трагедии «Семеро против Фив» Эсхила: «О Зевс, о мать-Земля, о боги города!..» (Aesch. Theb., 69, перевод С. К. Апта).

Чуть касаясь кромки Азии и на край Европы опершись едва – об этом пограничном и вместе с тем изолированном от остального мира положении Греции Элитис скажет потом в эссе «Возвращение из без малого Греции»: «Так, значит, мы – Остров. Усвоим же это как следует, чтобы не забыть на какой-нибудь скамеечке подсознания… Остров: и всё же каким-то образом два острова, соединённых в середине обручальным кольцом, драгоценным» (Ελύτης Ο. Εν λευκώ. Αθήνα, Ίκαρος, 2011. Σ. 475).

Друг на друга встают ветра – предвестие гражданской войны.

Так вот же он – / всегда невидимый наш собственный Иуда… – прозаическая часть повествования приближается к темам коллаборационизма и Гражданской войны, и Элитис вводит новый образ: внутреннего врага, предателя собственной нации. Семь ворот и семь ратей – речевые обороты народных сказок, ср. наше «за семью дверями дубовыми, за семью железными засовами». Жандармерия изображается здесь как охрана сказочного злодея.

На Елисейские поля и в Белые дома его относят – в Париж и в Вашингтон; разумеется, речь идёт о международных связях государственных чиновников.

Тигрицы господ Ликабеттских – богатые женщины из высшего света. У подножья холма Ликабетт расположены самые фешенебельные из центральных районов Афин.

В лицо ему сребреник бросив – Иуда предал Христа за тридцать серебряных монет.

В лицо мне смеялись юные александрийцы… – в стихотворении «Сидонские юноши» греческий поэт Константинос Кавафис представил своих современников в образе избалованных юнцов поздней Римской империи, не имеющих представления о доблести и гражданском долге. Элитис продолжает эту метафору, заменив Сидон на Александрию – столицу эллинистического и римского Египта, славившуюся роскошью и изысканностью быта. Его собственные современники, изнеженные ханжи, обвиняют героя-поэта в равнодушии к их заботам, насмехаются над его мистическим настроем («и великого таинства ищет в колючих зарослях солнца») и пытаются уличить в богохульстве («и на куст среди наших тревог полыхающий / лишь мочиться способен»). Неопалимой купиной Ветхого Завета они считают свои мелкие псевдорелигиозные чувства.

Вот этот мир наш этот… – Элитис возвращается к теме мироустройства. Стихотворение построено на ярких антитезах, декларирующих единство противоречий. Это основа философии Гераклита: «Они не понимают, как различное согласуется само с собою: гармония противоположностей, как у лука и лиры» (Heracl. Fr. B, 51). Экспрессивный, стремительный ритм передаёт кипение изменчивой материи, но последние строки нечётных строф намекают на её иллюзорность («и напрасный дым издалека»).

Кимвал – ударный музыкальный инструмент, похожий на современные тарелки. Апостол Павел использовал его как символ тщеты и суесловия: «Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я – медь звенящая или кимвал звучащий» (1 Кор 13: 1).

По вечерам с сирингами и по утрам с формингами – сиринга – духовой музыкальный инструмент, разновидность флейты, а форминга – род лиры. Духовые инструменты в античном мире были связаны с погребальными обрядами и хтоническими богами, тогда как струнные – с небесными. Ср. у Плутарха в трактате «Об „Е“ в Дельфах»: «Недавно флейта осмелилась зазвучать для радости, а в прежнее время она сопровождала траурные рыдания» (Plut. De E apud Delph., 55, перевод Н. Б. Клячко).

Наш широкоголовый и наш длинноголовый – Элитис говорит о двух основных формах человеческого черепа, продолговатой и округлой. Брахикефалия и долихокефалия входят в число главных признаков, характеризующих расы и антропологические типы. Общий и единый для всего человечества мир у Элитиса обладает обоими взаимоисключающими признаками одновременно.

Сын Хагит и Соломон – Адония, сын Хагит и царя Давида, был сводным братом царя Соломона, рождённого от другой матери, Вирсавии. После смерти Давида Соломон заподозрил брата в желании захватить царский престол и казнил его.

Пустырь с крапивой – четвёртое чтение продолжает и объединяет сюжетные линии предыдущих прозаических вставок: солдат Лефтерис, воевавший на Албанском фронте, оказывается одним из участников Сопротивления, организовавших демонстрацию 25 марта. По всей видимости, под «той зимой» понимается зима 1943–1944 годов, когда карательные операции гитлеровцев ужесточились и участились: 13 декабря в городке Калаврита было расстреляно около 800 человек, 18 декабря убито 130 человек из села Дракия на Пелионе, 17–19 января сожжено девять деревень близ Пеллы и т. д. Элитис намеренно не сообщает ничего конкретного о месте действия: события, аналогичные описанным, происходили в то время по всей стране. Тем не менее рассыпанные по тексту фактологические подробности весьма точны. Чёрные ботинки немецких солдат могут указывать на их принадлежность к горнострелковым дивизиям СС. Некто-Лишённый-Лица тоже не является выдумкой: во время опознания партизан немцы часто закрывали лица своим пособникам-полицаям, чтобы уберечь их от расправы. Три лычки на воротнике офицера свидетельствуют об его звании (от унтерштурмфюрера до гауптштурмфюрера).

Плевки и удары плетью, которые получает Лефтерис от полицая и немецкого командира, не могут не напомнить о бичевании Христа: «И воины, сплетши венец из тёрна, возложили Ему на голову, и одели Его в багряницу, и говорили: радуйся, Царь Иудейский! и били Его по ланитам» (Ин 19: 2–3).

А огромные ангельские часы били ровно двенадцать – в «Бытии» Элитис три раза упоминает точное время. «В первый час» начинается сотворение мира, в девять часов герой оказывается среди цветущего сада, населённого разными существами, а в одиннадцать он погружается в море. Эта символика обретает целостность только сейчас. В суточном цикле полдень и полночь – моменты верхней и нижней кульминации Солнца; в истории Лефтериса на двенадцать часов дня приходится кульминация его жизненного пути – его казнь. Теперь становится ясно, что все остальные упомянутые