Русский космос - Илья Новак

Зазвенели колокола, отбивая полдень. Тимур прибавил шаг, торопливо вступил под своды полутемного гулкого зала, в который раз оглядывая фрески: вот архангел Метатрол-Джаджил на скакуне поражает Дадала-змия Посохом Судьбы. А вот еще младой Кадмон до своего вознесения в Горний мир, не принявший пока нового имени, но зовущийся Михеем Столбником, выходит из пещеры в горе Каб. Там он скрывался от язычников трех авраамических культов, не желавших принять единую веру. Он выводит трех своих жен, Марию, Хадиджу и Сару, и у всех на руках младенцы, коим предстоит стать зачинателями трех великих народов, принявших верославие. А вот он уже стал Старцем Кадмоном и пребывает в палатах Горнего мира, облаченный в зеленый плащ, умащенный маслами. А вот и она – у Тима перехватило дыхание, ведь сколько уже не был здесь, как давно не видел картины этой, – Книга Врат Света, именуемая также Каабская Библа Сокровенная, Предвечная и Всеполная, коя хранится в Горнем мире, а записана Кадмоном Вознесенным под диктовку льющегося с небес гласа Всевечного. Знающие Библу наизусть зовутся хафитами памятливыми.

Библу в нематериальном виде отдал Всевечный десяти ангелам как перечень божественных знаний, что были сообщены им в аллегорической форме, – и кое-кто из церковников, сколько знал Тимур, до сих пор стремился извлечь зашифрованную мудрость из Святой Книги. В ней перечислены все имена Всевечного и названы имена всех Ангелов, но, конечно, не тварные их имена – Земля, Марс, Плутон и прочие, известные дольним жителям, – а надмирные, духовные. Знает их лишь Старец Вознесенный, Апостолы да Патриархи, благодаря знанию оных могут они говорить с Ангелами на их языке, слушать сердца планетосфир. Правила языка этого и хранятся в Каабе, в оригинале Библы.

Тонко, едва ощутимо пахнет ладаном. В Храме – человек шестьдесят, уже опускаются на колени для молебна, обернувшись к Каабе истинной. Тим пристроился с краю, склонил голову и замер. Звук колоколов здесь тише; едва заметный в красноватом свете лампадок ароматный туман медленно поднимается к тонущему в темноте своду. Вот отзвенел колокол, и только эхо, переливаясь, плывет над головой. Репродуктор начал читать молитву, вокруг нестройно подхватили коленопреклоненные люди, Тимур тоже: «…Не склоняет Его ни сон, ни дремота, землею и небом один Он владеет… Старец Вознесенный – уста Его и десница Его…» Тимур физически ощутил, как искренняя молитва его возносится с ладанным туманом под купол, сливается с эманацией веры, исходящей от соседей, поднимается выше и выше, минует плоский свод… «И им из мудрости Его назначено познать лишь то, что дозволит Он…» Молитва – все выше, пронзает небеса, летит к Каабе, к Старцу Вознесенному, который не только уста, но и слух Его… бесхитростная мольба Тимура Жилина, будто ручеек в реку, впадает в сонмы устремленных к Звезде Каабы молебствий, с мощным потоком духа поднимается к Горнему миру…

– …И прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим; и не введи нас в искушение, но избавь нас от лукавого! – лилось из-под темных сводов. – Убереги нас от пути разгневавших Тебя, тех, которые в неверии блуждают. Аминь.

– Аминь, – повторил Тимур.

На душе стало легко и по-особенному чисто. Сегодня молитва удалась – еще бы, ведь он в Триждыстроенном храме, подобии Каабы! А вскоре и к самому Отринутому Изножию отправится паломником ради полного очищения.

Молельщики поднимались с пола. Кто собрался зажечь свечу, кто уже идет к выходу – как и полагается, в благоговейном молчании. А Тимур все еще коленопреклонен, чтоб сберечь настрой, будто движение телесное могло поколебать, развеять обретенное равновесие духа. В голове Тима с детства существовал образ Всевечного – что-то огромное, сияющее, некое облако величественного доброго света; у него отсутствовало лицо, вообще какие-либо человеческие черты, и в то же время он был неизъяснимо человечен, милостив, всеблаг – хотя, конечно, мог обернуться темной тучей, грозной, грохочущей, направить молнии гнева на врагов веры, врагов добра, мог стать всесокрушающ… но в глубине этой величественной хмурой мощи всегда оставалась добрая всепрощающая сердцевина.

После Тимур выбрал окольную дорогу, чтобы побродить по пустынным улицам: домой по-прежнему не хотелось. Да и к чему? Там же один дед.

Из благочестивых размышлений вывел негромкий голос, его окликнули. Оглянулся – комендантский патруль, молодой протоиерей с повязкой на рукаве, двое иеросолдат и милицейский. Тим поклонился, вытянув руки по швам, и назвал себя.

– Вольно, – позволил офицер.

Потом провел ладонью по рубахе на груди Тимура от плеча вниз, поглядел на запястье, там квакнул чит-браслет. Протоиерей кивнул: все в порядке. Напоследок велел следить за новостями и слушать, что скажут по громкоговорителю в общественных местах, мол, объявлена предбоевая, но, Всевечный милостив, может, и обойдется. Во всяком случае, отпускных, вроде универ-солдата Жилина, не отзывают пока. Тимур тоже кивнул в ответ, а после долго глядел вслед удаляющимся патрульным. В голосе протоиерея почудилось волнение, а отчего? Неужто боится? Этого не должно быть, военному следует оставаться смиренным и полным веры, волнение – мирское чувство.

* * *

Небо над Москвой желтовато-серое, Тим уже отвык от такого цвета. Вспомнилось, как поначалу в САВКСе было странно видеть голубизну над головой. Училище-то далеко от больших городов, ни дыма, ни споровых облаков над оранжереями, вроде той, где Катька работает. Раньше, до Кары и последней войны, говорят, еще хуже было: у многих имелся собственный транспорт, загрязнявший атмосферу, да еще всякое производство, которое чадило и коптило. Особенно у американов. Надвигалась большая беда, сфира задыхалась в дыму, ископаемые полезные почти исчерпались, ураганы и гигантские волны обрушивались на континенты, а еретики да неверующие готовили новые бедствия. Но Всевечный наслал Кару, остановил губителей Земли, а верующим указал истинный путь. Теперь все спланировано Апостолами да Патриархами, Уклад обо всем заботится. Чрезмерное производство не отягощает сфиру, не грязнит атмосферу, а личный транспорт – зачем он нужен? На работу и обратно возит общественный монорельс, включается утром и вечером, еще электробусы ездят да «солнечные трамваи» в южных городах. Если куда подальше ехать – монорельс дальнего следования, кто по укладной надобности – летающий челн. А если бы каждый ехал, куда ему вздумается? Помыслить страшно, какой беспорядок! Еще дед рассказывал, часто личные авто на дорогах сталкивались да и пешеходов сбивали, тысячи людей каждый год гибли.

А теперь небо над головой чистое, доброе. Вдали от людского жилья голубое, в городах – вот такое, желтовато-серое. Вон и прозрачный купол грибной оранжереи над жилыми зданиями виден, над ним споровое облачко…

Тим побродил еще немного и свернул к дому. Когда подошло время послеполуденного моления, заглянул в церковь, которую обычно посещала семья.

Церковь была небольшая, скромная, здесь настоящих свечей не жгли, только диодные. Тимур вспомнил свое благочестивое намерение позаботиться о семье, приблизился к приемному блоку и вставил карточку. Прибор мигнул и предложил выбрать количество и продолжительность. Тим нажал три кнопки, мысленно поименно вспоминая всех, о чьем здравии заботится, и повернул рычажок до максимума. Часов шесть будут гореть его лампадки, не меньше. Щелкнув, аппарат выплюнул Тимову карточку, и чуть погодя на столе зажглись три красных точки. У Тимура потеплело на душе, он отошел к молельным коврикам, опустился на колени.