1917. Кара до покаяния - Шамиль Куряев

В результате такой «санкции на клевету», дарованной Временным правительством, за восемь месяцев демократического правления в российском обществе окончательно укрепился (и засел на десятилетия!) гнусный миф о разврате и измене при дворе последнего царя. Люди искренне поверили ему.

§ 5.4. Впрочем, Временное правительство и само старалось изо всех сил! В первые же дни «Великой, бескровной» были арестованы практически все видные деятели старого режима: верхушка царской администрации, лица из царского окружения, наконец – сама царская семья. Временным правительством был учреждён специальный следственный орган – «Чрезвычайная следственная комиссия для расследования противозаконных по должности действий бывших министров, главноуправляющих и прочих высших должностных лиц как гражданского, так военного и морского ведомств» (более известная как «Чрезвычайная следственная комиссия» или «ЧСК»).

Уже сам состав Комиссии служил залогом того, что с представителями «кровавого царизма» постараются разобраться без всякого похлёбства. Председателем ЧСК был назначен известный своими левыми убеждениями присяжный поверенный Муравьёв – адвокат, сделавший имя на политических процессах, где он защищал участников вооружённых восстаний и членов социал-демократической партии, в том числе Троцкого. Кстати, после Октября Муравьёв пойдёт работать юрисконсультом у большевиков. Неудивительно, что, находясь во главе ЧСК, он неизменно гнул «разоблачительную» линию!

Да и без Муравьёва в составе ЧСК хватало одиозных имён. Достаточно назвать кадета Родичева, боевика-террориста Зензинова, «нефракционного большевика» Соколова (один из авторов печально знаменитого «Приказа № 1»), исторического фальсификатора Щёголева (один из создателей «Дневника Вырубовой»). Ненависть этих людей к старому режиму вообще (и персонально – к подследственным) хорошо известна. Было понятно, что ЧСК сделает всё возможное и невозможное для того, чтобы вскрыть как можно больше злоупотреблений царской администрации, и постарается дать им максимально суровую юридическую оценку.

Но главным вопросом, подлежащим изучению Чрезвычайной следственной комиссии, – и это понимали все! – был вопрос о государственной измене императора, императрицы и министров царского правительства. Ведь именно это было самым тяжким обвинением, брошенным оппозицией в адрес царской власти. Под лозунгом борьбы с «изменниками на троне» была совершена Февральская революция. Поэтому для Временного правительства было крайне важно доказать виновность царских министров и членов царской семьи в государственной измене.

И к этому, надо сказать, были приложены все усилия! Чрезвычайной следственной комиссией было проведено множество обысков, изъята и изучена уйма документов, допрошено большое количество свидетелей. Однако итог деятельности Комиссии обескуражил… В действиях императора Николая Второго, императрицы Александры Фёдоровны, царских министров и главноуправляющих (а также придворных и друзей царской семьи) не удалось найти никакого явного криминала. Лишь бывший военный министр Сухомлинов был признан виновным – правда, не в государственной измене (в чём его подозревали до революции, за что Николай и снял его с поста в июне 1915-го), а в «недостаточной подготовке армии к войне».

Воистину, на безрыбье и рак – рыба! Но разве «вожделенной дичью» ЧСК был генерал Сухомлинов?

§ 5.5. Уже летом 1917 года Керенский был вынужден признать безосновательность возводимых на Николая Второго и Александру Фёдоровну обвинений. Однако подлинная трагикомедия разразится позже – за границей…

Рыцарь российской юстиции, следователь по особо важным делам Соколов, в годы Гражданской войны проводивший по распоряжению адмирала Колчака расследование обстоятельств убийства царской семьи, продолжил своё дело и в эмиграции. Именно тогда им были допрошены многие руководители Февральского переворота. Их эмигрантские показания следователю Соколову были поистине удивительны!

Так, бывший глава Временного правительства князь Львов по поводу обвинений императорской четы в государственной измене показал следующее: «Временное Правительство было обязано, ввиду определённого общественного мнения, тщательно и беспристрастно обследовать поступки бывшего Царя и Царицы, в которых общественное мнение видело вред национальным интересам страны, как с точки зрения интересов внутренних, так и внешних, ввиду войны с Германией».

То есть – «общественное мнение»; и ещё раз – «общественное мнение»… Общественное мнение виновато! Это оно увидело в действиях царя и царицы вред национальным интересам страны ввиду войны с Германией. А кто создавал это общественное мнение?! Кто его искусственно направлял, натравливая на власть? Разве не князь Львов и не возглавляемый им «Земгор»?

Аналогичные показания дал бывший министр юстиции Временного правительства (и преемник князя Львова на посту руководителя кабинета) Керенский: «Если рабоче-крестьянские массы были равнодушны к направлению внешней политики Царя и его правительства, то интеллигентско-буржуазные массы и, в частности, высшее офицерство определённо усматривали во всей внутренней и внешней политике Царя и в особенности в действиях Александры Фёдоровны и её кружка ярко выраженную тенденцию развала страны, имевшего в конце концов целью сепаратный мир и содружество с Германией. Временное Правительство было обязано обследовать действия Царя, Александры Фёдоровны и её кружка в этом направлении».

То есть – виноваты «интеллигентско-буржуазные массы»! Это они усмотрели в политике царя и его правительства, в действиях царицы и «её кружка» стремление заключить сепаратный мир с Германией… А в чём виноват сам Александр Фёдорович Керенский – утверждавший, будто у него есть копия письма Николая Второго кайзеру Вильгельму с просьбой о мире?! О «ярко выраженной тенденции развала страны» мы вежливо промолчим.

Кстати, ещё через тридцать лет Керенский в своих воспоминаниях будет ещё более «беспристрастно-нейтрален» и, выступая на французском радио, будет говорить уже так: «Слухи о том, будто императрица симпатизирует германскому императору, были очень распространены на фронте. В своё время я даже вёл расследование по этому поводу».

Ах, эти озлобленные фронтовики со своими глупыми слухами… Керенскому даже пришлось провести расследование!

§ 5.6. Но кто бы и что бы ни делал до Февральской революции – но уж после Февраля-то уголовное преследование царской семьи (сопряжённое с её арестом) организовало именно Временное правительство, а не кто-то другой. И именно Керенский ориентировал деятельность ЧСК на отыскание «германского следа»! Кстати, по поводу лишения свободы членов царской семьи (что в конце концов привело к их гибели) бывшие министры Временного правительства дали Соколову совершенно смехотворные показания. Князь Львов: «Нужно было оградить бывшего носителя верховной власти от возможных эксцессов первого революционного потока». Керенский: «Правительство, лишая их свободы, создавало этим охрану их личности». Ах, эти заботливые охранители, противники революционных эксцессов… История была к ним так несправедлива!

Однако самые комичные показания дал «сокрушитель престолов» Милюков: «Мне абсолютно не сохранила память ничего о том, как, когда состоялось решение вопроса об аресте Царя и Царицы. Я совершенно ничего не помню по этому вопросу». Ах, этот бедный, запутавшийся магистр российской истории… Настоящий аксакал! Он совершенно ничего не помнил. Былая сверхъестественная проницательность и прозорливость Милюкова – когда он видел даже то, чего не было! – сменилась досадными провалами в памяти. Его бессвязное бормотание на допросе в ЧСК по поводу «протекций», якобы оказываемых Александрой Фёдоровной убитым немцам «насчёт похорон их», уже цитировалось.