Только правда и ничего кроме вымысла - Дана Вачон

ей выдадут собственный ПИН-код от входа.

Поначалу Джорджи думала, что все обойдется одной встречей, но, поразмыслив, решила, что ситуация складывается как нельзя лучше. Разве это не возможность освободиться от растущих сексуальных аппетитов Джима, все больше похожего на Мао? Да и малышка Хелена, кем бы она ни была, тоже немного развлечется и вкусит голливудской сладости.

И все же Джорджи поставила два жестких условия: Джиму – не встречаться с Хеленой без ее разрешения, а Хелене – приходить в особняк «Колибри» только в образе Мэрилин.

– Да, я имею в виду именно этот гребаный парик.

Второму правилу Джорджи придавала особое значение: оно гарантировало, что в ее постели окажется кукольный персонаж, а не реальная соперница.

Проговорив условия, все с удовольствием продолжили игру. Иногда Джорджи изображала из себя порнорежиссера, указывала позы и вешала обоим лапшу на уши. После третьей встречи, послеобеденного свидания, возложив на Хелену обязанность вытереть с живота Керри все следы, Джорджи отправилась в сауну. Хелена, оставшись вдвоем с Керри, положила голову ему на грудь. Оба все еще пытались отдышаться после секса и смотрели на панорамную фотографию пейзажа, которую Керри повесил над камином: хунаньские крестьяне, люди Мао, сидя на корточках, копошились в земле в покрытой туманом долине.

– Что это за картина?

– Это мой дом.

– Расскажи, какой он?

– Ну…

Керри вгляделся в картину:

– Туманный? Это место окутано туманом. А люди? Они все выращивают туман.

– Хочу поехать туда с тобой.

– Мы обязательно поедем.

– Обещаешь?

– Конечно. На весенний фестиваль тумана. Они полюбят тебя. Мы поплывем по реке на моем пароходе, ты будешь их богиней, они станут приветствовать тебя, осыпать лепестками цветов.

– Как красиво… – задумчиво протянула Хелена.

Они встретились взглядами и не могли оторваться друг от друга. Неожиданно Керри рыгнул, наполнив воздух тихой и протяжной отрыжкой с таким видом, словно спрашивал: «Ну и как ты к этому относишься?!» Хелена рассмеялась. Как будто шутка, которую выкинул желудок, приоткрыла нечто сокровенное. Девушке показалось, что они с Джимом только что пережили живой и искренний момент и что впереди у них еще много таких моментов. Хелене страстно хотелось еще больше такой интимности. Она с волнением осознала, что они впервые остались наедине, без Джорджи. Хелена вцепилась в Джима и прошептала:

– Я хочу тебя. Возьми меня, только ты, без нее.

А потом они снова занялись любовью, устроили себе захватывающее приключение, сбежали в серую зону, не предусмотренную правилами Джорджи. Именно так и должно быть, поняла Хелена, теперь все по-настоящему, не так, как раньше.

Это не просто секс, это нечто большее.

Как раз когда Джорджи пресытилась «Шоу Хелены», раздался звонок, и женский голос сказал:

– Пожалуйста, ожидайте, с вами хочет поговорить Квентин Тарантино.

Тарантино сказал, что их беседа на вечеринке помогла ему оформить обрывки мыслей в концепции. Эти концепции сошлись и «трахнулись без резинки», родив нечто прекрасное.

История мести.

– Пора ухлопать президента женскими руками, – объяснил Тарантино.

– Хм?

– Освальд. Бут. Хинкли, ну, почти. Почему-то все самое интересное достается мужчинам. Конечно, речь не про достойного президента. Я говорю про какого-нибудь равнодушного ублюдка-извращенца. Лет через двадцать-тридцать. Какого-нибудь ненасытного засранца, подкупившего избирателей, и про его падких на деньги лизоблюдов. Им не поздоровится, когда моя девочка надумает штурмовать Белый дом.

– Кто она?

– Их гребаная карма! – возбужденно выкрикнул Тарантино. – Чистейший эстроген с характером. Она сравняет счет, превратит в пепел весь кабмин и, наконец, свернет жирную шею этому ублюдку. Она отомстит за два миллиона лет и тысячи поколений женщин, осмелюсь сказать – умных и сильных, которым приходилось ублажать неполноценных мужчин. Она Божий гнев, черт побери, и ее зовут Лилит, первая женщина на Земле, понимаешь? В общем, получится вся эта гребаная библейская штука, публичное достояние, черт побери, а если цензоры прицепятся, пошли они в задницу!

Джорджи потеряла дар речи. Она знала, как Тарантино спас карьеру Джона Траволты. Как сделал звезду из Умы Турман, вернул популярность Брюсу Уиллису.

«Неужели это не сон?» – подумала Джорджи.

Кажется, настал и ее звездный час.

– Нас могут прослушивать, поэтому опустим подробности. Мы и так уже произнесли некоторые триггерные слова. Даже «триггер» – это триггерное слово. Черт. Я сейчас в Палм-Спрингс. Сможешь приехать на следующей неделе?

– Конечно.

Той ночью Джорджи пересматривала «Убить Билла» и «Джеки Браун», но больше витала в облаках, чем следила за сюжетом. То и дело отвлекаясь от экрана, Джорджи переносилась вглубь сознания, где уже видела себя Мстительницей Лилит, поливала из автомата плохих парней, без угрызений совести сворачивала им шеи.

Всю неделю Джорджи не сходила с беговой дорожки и придерживалась кетогенной диеты, сбросив два с половиной килограмма за шесть дней. Она занималась крав-мага[39] с Ави Аялоном и будила призраков прошлого, чтобы наполнить яростью горячее сердце своей героини. Джорджи разжигала ненависть к Митчеллу Сильверсу, Счастливчику Дили, даже Керри. Она понимала, что наступил момент, которого ждала всю свою жизнь, и не жалела сил.

Все шло своим чередом.

За день до поездки в Палм-Спрингс Джорджи разглядела морщинку.

Новую морщинку.

Прямо под носом.

Плевок в ее красоту, признак увядания. Впрочем, за двадцать лет в Голливуде Джорджи научилась решать такие проблемы. Она записалась на контурную пластику к доктору Маркусу Менделю, главному консерватору голливудской элиты.

– Только одна морщинка, – сказала Джорджи. – Уберите ее. Сделайте «Рестилайн».

– «Рестилайн» может вызвать покраснение, – возразил Мендель, а затем, как его научили на семинаре по фармацевтическому маркетингу, начал продвигать «Вивидерм» – новый, одобренный FDA[40] и гораздо более прибыльный продукт. – «Рестилайн» для нашего организма чужеродное вещество, а «Вивидерм» полностью натурален. Его производят из настоящего культивированного человеческого коллагена.

– А где его берут?

– Полагаю, у жертв автомобильных аварий.

Мендель на секунду замер в благоговейном молчании. Затем небрежно добавил:

– Видимо, перед неминуемым столкновением от ужаса вырабатываются чудесные гормоны. Швейцарцы научились сцеживать их все до единой капли. Нам повезло жить в это время.

– Говорите, «Вивидерм»?

– Технологию уже опробовали на Эштоне Кутчере.

Мендель потрогал рукой лоб – поразительно гладкий.

– Я тоже не устоял на прошлой неделе. Ничего общего с восковой маской. Видите?

Доктор развернул к своему лицу косметическую лупу. Бельмастое, вытянутое в жутком искажении лицо неопровержимо доказывало его правоту. Не лоб стареющего Менделя, а упругое младенческое бедро. Ни красноты, ни отечности. Ни малейших следов укола.

– Натуральный препарат.

– Натуральный?

Идеально ровная кожа. Даже без пор.

– Организм полностью усваивает «Вивидерм».

Это действительно чудо медицины. Какая удача, что «Вивидерм» появился именно сейчас. Подтверждение, что ее карьере суждено возродиться в руках Тарантино.

– Ладно, пусть будет «Вивидерм», – сказала Джорджи, пожимая плечами, как будто речь шла про новую модель айфона.

Усадив Джорджи, Мендель воткнул шприц под кожу. Болезненный укол, суливший молодость.

– Убрать гусиные лапки?

– Вообще-то