Убежище чужих тайн - Валерия Вербинина

– Да, пусть он войдет, – сказала Амалия.

Окинув взглядом гостиную, она увидела смятые газеты и быстро сложила их, а затем закрыла шкатулку с принадлежностями для вышивания, которая была открыта. Но все эти действия только увеличивали ее внутреннюю тревогу, которую она изо всех сил стремилась заглушить.

«Он или не он? – спросила она себя, услышав возле двери тяжелые, как ей показалось, шаги. – Но, конечно, это вздор, даже если он убийца, он постарается ничем себя не выдать…»

Она с милостивой улыбкой на устах повернулась к человеку, который только что вошел в гостиную.

Напротив нее стоял высокий статный господин, которому можно было бы дать лет шестьдесят. Волосы его, когда-то темные, теперь были почти сплошь седыми, но если и поредели по сравнению с былыми годами, то ненамного. Из-под ломаных бровей смотрели ослепительно-синие глаза, и становилось ясно, что обладатель их в молодости был писаным красавцем. Впрочем, он и сейчас олицетворял собой тот тип, который юные девушки с замиранием сердца именуют «интересный мужчина» и на который заглядываются, даже если поблизости находится дюжина их сверстников. При ходьбе Сергей Петрович опирался о дорогую трость, перстень носил только один, но зато такой, которому позавидовал бы и король. Черный костюм гостя был безупречен, и соперничать с ним могли разве что его же ботинки.

«Шаги командора… Нет, не то… Смесь Дон Жуана с командором… Интересно, кто-нибудь писал о старости Дон Жуана?»

Но тут Амалия увидела устремленные на нее сверкающие синие глаза, довольно сухо представилась и предложила гостю сесть.

– Я надеялся застать ваших многоуважаемых родственников, госпожа баронесса, – промолвил Мокроусов, осторожно усаживаясь в кресло. – Поверите ли, но когда я видел вас в последний раз, вы были вот такая, – и он свободной рукой показал над полом, какого она была роста в два или три года. – Как поживает ваша матушка?

– Нет, – твердо сказала Амалия.

– Простите? – изумился ее собеседник.

– Мы не будем говорить ни о моей матери, ни о дяде, ни о других родственниках, – усмехнулась баронесса фон Корф. – К чему зря тратить время? Скажите мне, зачем вы пришли, и я, может быть, скажу, чем можно вам помочь.

Откинувшись на спинку кресла, Сергей Петрович изучал взглядом свою собеседницу. Он явно затягивал паузу, но Амалия не торопилась ее прервать.

– Вчера вечером я видел свою дочь, – промолвил он наконец тяжелым голосом. – Кажется, вы произвели на нее большое впечатление. Вы вызвались помогать ей в… – он не договорил, ограничившись легкой неодобрительной гримасой. «Как если бы речь шла о волосе в супе», – с неожиданной злостью подумала Амалия.

– Вас это беспокоит? – напрямик спросила она.

– А почему это должно меня беспокоить?

– Тем не менее вы здесь.

– Вы уже готовы меня обвинить?

– А у вас есть чем оправдаться?

– Я не обязан оправдываться перед вами, госпожа баронесса, – тихо, но внушительно промолвил тот, кого Амалия про себя окрестила «смесью Дон Жуана и командора». – Если вы не знали или запамятовали, сударыня, меня уже оправдал суд. Я невиновен, – уголок его рта дернулся, – в этом чудовищном злодеянии.

– О да, и ваша невиновность вам дорого обошлась.

Она увидела, как сверкнули глаза гостя, и с удовольствием убедилась, что все-таки задела его за живое.

– Вы вольны думать что угодно, госпожа баронесса, но я не убивал мадемуазель Леман.

– Скажите еще, что вы знать ее не знали, – колюче отозвалась Амалия. – Или что вас связывали с ней исключительно узы дружбы… Такие же, как и с будущей мадам Белланже.

– Я вижу, вам уже внушили превратное мнение обо мне. – Судя по голосу, Сергей Петрович едва сдерживался. – Но я пришел сюда не за тем, чтобы говорить о делах, которые никоим образом вас не касаются.

– Охотно верю, – легко согласилась Амалия. Она чувствовала себя в ударе, как рано или поздно почувствует себя молодое, крепкое, здоровое существо, которому противостоит лишь старый, опустошенный, нечистоплотный человек. – Вероятно, вы ехали с улицы Мира в Булонский лес и решили по пути просто так заглянуть на Невский проспект.

Внутренне она была готова к тому, что намек на то, что Мокроусов не поленился примчаться из Парижа, выведет его из себя, однако гость только улыбнулся.

– О да, я мог бы без помех заглянуть в Мадрид или Мадрас, – в тон собеседнице отозвался Сергей Петрович, – но в конце концов выбрал Петербург. – Улыбка соскользнула с его лица, как соскальзывает кусок яркой материи с дешевой подкладки, и теперь были видны только усталость, морщины и землистый оттенок кожи. – Я бы отдал десять лет жизни, чтобы никогда не возвращаться к этой печальной истории, но тетка рассказала Луизе массу нелепостей обо мне… И все лишь для того, чтобы я не требовал отчета о деньгах. – Он сделал крохотную паузу, дожидаясь вопроса, о каких именно деньгах идет речь, но Амалия, раскусившая его игру, молчала и смотрела то на газеты, то на шкатулку с принадлежностями для вышивания. – Каждый год я отправлял определенную сумму денег для Луизы. Эти деньги ее опекуны должны были потратить на лавку, которую она получила бы в двадцать один год, – пояснил Мокроусов, – а вместо того ее дядя и тетка устроили лавку для себя самих. Мне, конечно, следовало догадаться, что этим все и кончится…

– Вы не появлялись в ее жизни двадцать лет, – напомнила Амалия. – Почему?

– Я не вижу смысла говорить об этом, – холодно ответил ее собеседник.

– Потому что вам нечего сказать?

– Я вовсе не бросал ее на произвол судьбы, – уже с раздражением промолвил Мокроусов. – Я посылал деньги…

– Как вы уже изволили заметить раньше, милостивый государь, все это никоим образом меня не касается, – заметила Амалия. – Тогда зачем вы здесь?

Сергей Петрович усмехнулся, и, завидев эту усмешку, Амалия невольно насторожилась.

– Луиза думает, что вы очень добры, – сказал он, – умны и великодушны. Она восхищается вами, а вы – вы имеете на нее большое влияние. – Он подался вперед, гипнотизируя Амалию своим неповторимым, несмотря на возраст, взором. – Если вы скажете ей, чтобы она возвращалась домой, она послушается вас. Поверьте, если она продолжит копаться в прошлом, ее не ждет ничего хорошего. Это только причинит боль ей и другим людям, которые вовсе этого не заслужили.

Амалия лихорадочно соображала. Значит, она не ошиблась, и Мокроусов пришел, чтобы поговорить с ней, только с ней одной; он надеялся, что она убедит Луизу отказаться от дальнейших поисков. Но ведь вчера мадемуазель Делорм уже была близка к тому, чтобы сдаться, и, пожалуй, ни один здравомыслящий человек не упрекнул бы ее за это. И тут она встретилась с отцом, который, судя по всему, стал настойчиво внушать ей, что она должна бросить все и вернуться с ним в Париж. Возможно, ее это возмутило; возможно, она решила пойти ему наперекор из чистого упрямства. Интересно, мелькнуло в голове у Амалии, он когда-нибудь догадается, что сам все испортил?