Я в порядке, и ты тоже - Камилла Пэган

последнее СМС, которое написала мне Дженни. Впрочем, на этот раз я услышала, как она громко произнесла: «Если ты несчастлива, измени свою жизнь».

«Разве у тебя получилось?» — бросила я в ответ, возможно, более вызывающим тоном, чем сказала бы при других обстоятельствах. Но она мертва, умерла, рассуждала я (в той мере, в какой возможно рассуждать, ведя мысленный разговор с умершей подругой). А могла бы справиться с этим.

Прежде чем она ответила, я догадалась: Дженни не следовала своим собственным советам.

Но у меня еще не все было потеряно.

Глава 10

После поминальной службы мы с Санджеем поехали в дом Суит, где собралась их большая семья вместе с близкими друзьями. Я быстро забыла о воображаемых разговорах и навязчивых мыслях о своем браке, обмениваясь пустыми фразами о своей любимой подруге. Я не упоминала об обезболивающих лекарствах или о ее скрытой боли, поскольку, насколько я понимала, больше никто об этом не знал. Каким славным, добрым человеком была Дженни, твердили все в один голос, а я кивала, потому что это, слава богу, было правдой.

Но в разгар банального разговора с Джэл и ее мужем Тони я внезапно почувствовала, что больше не могу – не могу ни одной минуты. Я понимала, что не вправе раскрывать правды о том, что случилось, но я была больше не в состоянии уклоняться от гигантского пузырька с лекарствами, маячившего посреди комнаты, пока все высказывали дурацкие догадки, вроде того, что у Дженни, возможно, из-за какой-то генетической мутации произошла аллергическая реакция на безвредный в любом другом случае препарат. Я была на грани того, чтобы рявкнуть, что не было никакого безвредного препарата, когда заметила на кухне Санджея, наливавшего себе выпивку.

Извинившись, я бросилась к нему.

– Я должна уехать отсюда, – прошептала я.

– Мы пока не можем уехать, – прошептал он в ответ. – Мы только что пришли.

– Я знаю, но я не могу. Я на грани срыва. – Практически я уже перешла в режим срыва, но скоро это стало бы очевидным.

Он посмотрел на меня. Вероятно, у меня был обезумевший взгляд, и я выглядела как сумасшедшая, какой и ощущала себя, потому что он сказал:

– Хорошо, мы скажем, что ты неважно себя чувствуешь. Давай попрощаемся со всеми.

Когда он ушел, чтобы разыскать Мэтта, я поднялась на второй этаж, туда, где в последний раз видела Сесили. Она была в своей комнате и лежала в кровати, спрятавшись под стопкой одеял. Рядом с ней сидела Кимбер и тихо говорила ей что-то ласковое. Они с Дженни часто конфликтовали, но у матери Дженни всегда находилось для меня доброе слово, и она любила проводить время с Сесили, которую не раз забирала к себе на каникулы. «Как ужасно, – подумала я, – что ей пришлось пережить смерть своей дочери».

– Привет, Пенелопа, – тихо проговорила Кимбер. – Для Сесили наступили тяжелые времена.

– Я понимаю. Сесс? – сказала я, стоя у изножья кровати. – Ты здесь?

Она взглянула на меня из-под одеял.

– Сегодня трудный день, да? – сказала я. Завтра тоже будет трудно. И на следующей неделе, и в следующем месяце, и еще года два. И хотя в какой-то момент станет легче, Сесили, возможно, покупая свадебное платье, внезапно расплачется, потому что хорошие подруги не могут заменить одну-единственную женщину, которой больше нет на этом свете.

Ее голубые глаза остекленели от слез.

– Я скучаю по мамочке.

– О, милая, я знаю. Я тоже скучаю, – сказала я. – Очень скучаю. Я понимаю, что я – не твоя мамочка, но я буду здесь, с тобой, когда бы я ни понадобилась тебе – и я говорю правду. Я буду рядом так часто, что надоем тебе. Ты тогда скажешь: «Тетя Пенни, пожалуйста, уйди из моего дома, потому что я больше не могу тебя видеть». Но я все равно вернусь.

Уголки ее губ приподнялись, и я улыбнулась ей.

– Твоя мамочка очень любила тебя, Сесс, – сказала я. – И мы все тоже любим тебя. Твой папочка и бабуля Кимбер, и дедуля Пол, и Нанна, и дедушка Джо, и твои тети, и дяди, и Стиви с Майлзом, и все остальные. Тебе будет тяжело, я не стану говорить, что не будет. Но мы окружим тебя своей огромной любовью.

Сесили шмыгнула носом.

Я замолчала, раздумывая, что еще сказать. Да, она может это услышать, решила я.

– Я когда-нибудь рассказывала тебе, что моя мама ушла из дома, когда мне было шесть лет?

– Ушла из дома? – сказала она.

– Она решила оставить нашу семью, – сказала я. – С тех пор я ничего не слышала о ней и ни разу не видела ее.

Когда Сесили подрастет, возможно, я расскажу ей все, как было. Вскоре после того, как я окончила среднюю школу, моя мать, после десятилетнего забвения, попыталась снова занять место в моей жизни. Казалось, она искренне раскаивалась – несчастное детство привело к тому, что она приняла ужасное решение, утверждала она. Но она готова стать матерью, которой должна была быть все эти годы.

Я купилась на это. Так сильно купилась, что, когда два месяца спустя она уехала в Аризону с мужчиной, с которым только что познакомилась, и перестала отвечать на мои звонки, я действительно задумалась – в первый и единственный раз, – стоит ли продолжать жить. Потому что если моя собственная мать не любит меня, то кто тогда полюбит?

Но ситуация, в которой оказалась Сесили, была намного хуже. Потому что она не могла тешить себя надеждой, что Дженни однажды ворвется к ней в дверь. Нет, как бы ни сложилась в будущем жизнь Сесили, одно было неизменно: она больше никогда не увидит свою мать.

– Моя мамочка никогда бы этого не сделала, – возмущенно сказала Сесили.

– Я в этом уверена, – согласилась я. – Твоей маме больше всего на свете хотелось быть рядом с тобой. – Я стремилась успокоить Сесили, но оказалось, что эти слова утешили и меня саму.

Вопреки своему намерению сбежать, я просидела с Сесили больше часа, рассказывая ей истории о Дженни, читая книги и поглаживая по спинке до тех пор, пока она не уснула. Тогда я сказала Кимбер, которая хотела задержаться в городе, по крайней мере, на следующую неделю, чтобы она позвонила мне, если ей что-то понадобится.

Санджей припарковался посреди улицы перед домом Суит. Сев в машину, я уставилась в окно, а он включил зажигание. Лужайка перед домом была свежескошенной, на крыльце стояли керамические горшки с цветущими растениями. Входная дверь была открыта, через нее было