Под псевдонимом Серж - Владимир Васильевич Каржавин

уверенней. Но почему, почему у него нервы зашалили именно сейчас? И вдруг он понял: причиной тому Сергей Генрихович. Если операция сорвётся, то ему, как и Ершову, не миновать трибунала. Это значит, что Ольга, не так давно лишившаяся мужа, потеряет ещё и отца – единственного ей близкого человека. Этого она не перенесёт.

Ситуация усугубилась тем, что в трактир вошли трое жиганов и, вольготно уселись за свободный столик. Перед ними, как перед хорошими знакомыми, суетился половой. Один из парней слегка помахал в сторону антресолей, на что Кошельков – и от Алексея это не ускользнуло – также едва заметно махнул в ответ. Теперь они с Архангельским остались вдвоём против нескольких бандитов. Но где же, где же наши?

– Всё, кончаем! – грозным тоном выговорил Кошельков.

И в это время на пороге трактира показался бородатый человек в парусиновой толстовке. Это был Отман.

Балезин понял: пора действовать! Правая рука Кошелькова была по-прежнему в кармане пиджака, он мог выстрелить в любой момент. И Алексей принял единственно правильное решение.

– Ладно, согласен. Беру, – он назвал цену.

Архангельский поднял голову, оторвавшись от просмотра холста, и понимающе глянул на Алексея – это был условный сигнал. На устах же Яньки появилось подобие улыбки. Торговаться он не собирался, он хотел поскорее все закончить.

– Как говорят у вас в России: по рукам! – Балезин привстал и протянул правую руку. Кошельков, ничего не подозревая, на радостях попытался сделать то же самое. В следующую секунду на него глядело дуло браунинга.

– Руки на стол! Сидеть – не двигаться!

Ещё через секунду сверкнул револьвер в руке Архангельского.

Вербицкий со страху поднял бы руки вверх и без команды. Кошельков же, опустившись в кресло, с интересом взирал на Балезина.

– Поздравляю. Кажется, большевики научились работать, – глухо выдавил он и сразу как-то сник; а может, специально задумал таким казаться.

– Я не большевик.

– А кто же?

Скрипнула ведущая на кухню дверь и резко открылась. Наблюдавший за дверью Балезин это предвидел, поэтому выстрелил первым; потом ещё. Тело Юсуфа качнулось и звучно шлёпнулось на деревянный пол.

– Кто я? – переспросил Алексей. – Я русский офицер. Честь имею!

Нельзя сказать, что звуки выстрелов переполошили весь трактир. Здесь частенько постреливали, и многие из посетителей к этому привыкли. Но результат всё-таки был: враз смолкла музыка, какая-то женщина истошно заорала. И тут же на пороге трактира появились Ершов, Курбатов, чернокудрый связник Балезина и ещё двое в кожанках. Поняв, в чём дело, они сразу же бросились по лестнице на антресоли.

Кошельков, положив руки на стол, сидел, не двигаясь. «Неужели этот человек – главный бандит Москвы мог убить Ленина?» – подумал Алексей, не спуская с него глаз. В дверь уже стучали, но засов был надёжный.

– Открывайте! Чека! – орал Ершов.

И в это время произошло то, чего никто не ожидал. Алексей собрался уже было встать и открыть дверь, благо Архангельский держал Кошелькова с Вербицким под прицелом, как вдруг в других дверях появился половой. Он переступил через лежащего Юсуфа и, держа в руках поднос, приближался к ним. На подносе красовался чайник, всё остальное было прикрыто салфеткой.

– Чаю заказывали?

Балезин с Архангельским опешили: какой, к чёрту, чай, здесь стреляют! Алексей окинул взглядом того, кто появился: низкорослый, хилый, редкие зубы, шрам на левой щеке – да это же тот парень с Хитровки, что просил у него закурить! И Архангельский, похоже, узнал в нём кого-то.

Половой приближался к ним, его правая рука была под салфеткой. Зачем он там её держал, Балезин а Архангельский не сразу поняли. Но было поздно: из-под белоснежной салфетки раздались два выстрела.

Кошельков вскочил:

– Ай-да, Малыш! Молодчага!

Из усталого и апатичного он мигом превратился в того самого Яньку-Кошелька, при упоминании которого многих жителей Москвы бросало в дрожь. Сейчас он готов был биться за свою жизнь. Он схватил Малыша за плечо:

– Ноги рисуем!

Но тот вырвался, подбежал к лежащему на полу Архангельскому и дважды выстрелил ему в голову:

– У, падла лысая! Он мне в Екатеринославе покоя не давал!

В дверь уже били прикладами. Кошельков выхватил маузер и открыл огонь по чекистам. Напоследок свирепо глянул на Вербицкого:

– Так это ты, Хорёк, мусоров привёз? Снюхался, сука!

Насмерть перепуганный Вербицкий прохрипел:

– Да что ты, Янь, ей-богу, не…

Хрип прервал выстрел. Толстяк схватился за живот, упал и заголосил. Но Кошельков, Малыш и вновь появившийся Кислый уже неслись по лестнице вниз.

Выскочив на кухню, они в перестрелке застрелили одного из засевших там чекистов. Тайным ходом выскочили на улицу, минуя двор. Но там их тоже ждали.

– Вон туда! – крикнул Малыш и указал на заброшенный дом.

* * *

Перестрелка длилась недолго. В ударной группе Ершова кроме него, Курбатова и Отмана осталось всего три человека. Другие двое были убиты в трактире, один ранен. Дом удалось окружить, но штурм его привёл бы к новым потерям. И ждать подмоги не представлялось возможным. Тогда было решено открыть огонь на поражение. Кислый был убит сразу. Кошельков отчаянно отстреливался, перебегая от одного окна к другому.

На минуту стрельба затихла. И вдруг по улице громогласно пронеслось:

– Кошельков! Узнаешь меня? Это я, Отман! Выходи, дом окружён!

В ответ Янька дважды выстрелил. Потом на секунду высунулся вполтуловища, пытаясь разглядеть своего заклятого врага. И получил выстрел в грудь – это стрелял один из чекистов.

Воцарилась тишина. Так прошла минута, пять, десять. Вдруг внутри дома прогремел выстрел.

Прошло ещё несколько тягостных минут. Сергей Генрихович первым вышел из укрытия и быстрым шагом пошёл в сторону дома.

– Куда вы? Убьют! – прокричал ему вслед Курбатов.

Отман остановился, повернулся;

– Не убьют. Их уже нет в живых.

И действительно, когда они вошли в пустой дом, то увидели Кислого и Кошелькова мёртвыми. Первый лежал, раскинув руки; пуля угодила ему прямо в лоб. Кошельков сидел на полу, прижавшись спиной к стене; вся его грудь была в крови. Если бы он последним выстрелом не добил себя, то умирал бы в страшных муках.

– А где третий? – вдруг воскликнул Ершов.

– Точно, их же было трое! – добавил Курбатов.

Оба, как по команде, посмотрели на Отмана. Тот молчал, сказать ему было нечего.

Дом тщательно обыскали, осмотрели и чердак, и подвал. И во дворе всё обшарили – ничего. Малыш как в воду канул.

В карманах Кошелькова обнаружили документы двух ранее убитых им чекистов, принадлежавший Ленину браунинг, а также записную книжку-дневник, куда он заносил свои потаённые мысли. Среди прочих записей были вздохи по своей возлюбленной Анне Савельевой, которая, кстати говоря,