Прекрасная натурщица - Майя Блейк

Повсюду был порядок и размеренность.

Повсюду, кроме возвышения в дальнем углу студии и черного кресла, служившего наблюдательным пунктом. На полу рядом с креслом стояла наполовину пустая бутылка темного рома и хрустальный бокал.

Зуки посмотрела вверх и округлила глаза, проходя вперед, чтобы лучше разглядеть нетронутую плиту черного гранита, подвешенную к потолку. На фоне белых стен и пола платформа и мрамор, из которого предстояло сделать ошеломляющую скульптуру, действовали на Зуки как снотворное. Она остановились позади стула, не в силах отвести от мрамора глаз.

– Зуки?

Резко вздохнув, она повернулась к нему лицом:

– Да?

– Ты в порядке?

Она быстро кивнула:

– Да. Зачем ты все здесь закрыл тканью?

– Я не люблю отвлекаться, когда работаю.

Отвлекаться или провоцировать воспоминания?

Внезапно Зуки подумала о том, как Рамон познакомился со Светланой. По словам Луиса, Рамон увидел ее на подиуме в Милане и был настолько поражен ею, что предложил нарисовать ее. Через несколько дней они стали любовниками. А еще через месяц Рамон попросил ее выйти за него замуж.

От ревности в жилах Зуки забурлила кровь.

– У тебя есть другая студия? – не сдержавшись, выпалила она.

Ее неожиданный вопрос заставил его нахмуриться.

– Нет, это моя единственная студия. А что?

Значит, он приводил Светлану сюда. Именно здесь он рисовал ее и ваял с нее скульптуры. Зуки покачала головой, сглотнув обиду.

– Мне просто интересно.

Он продолжал смотреть на нее с нескрываемым восхищением. Не выдержав, она отвернулась и подошла к лестнице, ведущей на возвышение. На этот раз шум в ушах был громче биения ее сердца. И она не слышала, когда Рамон обратился к ней.

– Прости, что ты сказал?

Он стоял у края подиума и, прищурившись, смотрел на Зуки.

– Сними платье.

У нее душа ушла в пятки.

– Что?

– Платье, Зуки. Сними его. И ложись туда. – Он кивнул на предмет у нее за спиной.

Обернувшись, она увидела, что платформа опустилась и находится на уровне ее бедер. Платформа напоминала узкую кровать.

– Не бойся, она выдержит твой вес.

Зуки сняла сандалии и поднялась на подиум, а потом сняла с себя тунику.

Резко вдохнув, он хрипло произнес:

– Теперь все остальное.

Затаив дыхание, она дрожащими пальцами потянула тонкие бретели верха и низа бикини. Она стояла перед Рамоном голышом, опустив голову, а он внимательно отслеживал каждое ее движение и вздох.

Когда он остановился напротив нее, она подняла голову и встретила его взгляд в упор. На его острых скулах выступил румянец, его обнаженная грудь резко вздымалась от прерывистого дыхания. Он с такой силой вцепился руками в цепи крепления платформы, что побелели костяшки его пальцев. Он разглядывал Зуки горящими глазами.

– Ложись, Зуки. – Он снова заговорил хрипло и отрывисто.

Она легла на платформу на спину. Коснувшись холодного камня, она вздрогнула и затаила дыхание. Рамон смотрел на нее сверху вниз. Ее ступни были в дюйме от его сильных бедер. Переполняясь желанием, она поерзала на месте и положила руку на живот.

Хотя за прошедшие недели она набрала вес, ее живот оставался плоским. И все же она чувствовала себя другой.

Через минуту Рамон отошел от нее и прошагал к длинному верстаку, с которого взял большой блокнот и тонкий клин из серого угля. Вернувшись, он уселся в кресло, налил себе рома, выпил его и принялся рисовать.

Время ускорилось. Или замедлилось. Зуки потеряла способность к временной оценке.

Она принимала различные позы по указанию Рамона, который продолжать рисовать. Наконец он отложил блокнот в сторону и налил себе выпивку. Его глаза стали почти черными от непостижимых эмоций, когда он уставился на нее, зажав бокал между ладонями.

Если бы она не переживала из-за сдержанности Рамона прошедшие недели, то чувствовала бы себя по-настоящему счастливой. Но она отлично знала, что именно ему от нее надо. Разволновавшись, она громко охнула.

Осушив бокал, Рамон встал и подошел к подиуму, потом взял Зуки за руку и помог ей сесть.

– Ты в порядке? – прохрипел он.

Она с трудом выдавила:

– Ты получил все, что хотел?

По непонятной причине он напрягся от ее вопроса.

Одна за другой эмоции исчезли с его лица, и он быстро обуздал свои чувства. Он решительно шагнул назад.

– Да. Ты можешь одеваться.

Зуки соскользнула с платформы, надела бикини и тунику, а ее сердце, осознавшее истину, погрузилось в глубокий траур. Но даже монументальное понимание того, что случилось, не помешало ей еще раз погладить рукой гранит.

Было непонятно, использует ли Рамон эскизы, которые сделал с нее, в дальнейшей работе, но Зуки всегда будет ассоциировать эту студию, подиум и этот кусок камня с моментом, когда она поняла, что окончательно влюбилась в Рамона.

– Я думаю, нам надо сменить обстановку.

– Как? – спросила Зуки, не оборачиваясь и греясь в лучах закатного солнца. В течение двух недель с тех пор, как Рамон сделал с нее эскизы, она почти не виделась с ним. Каждое утро после завтрака он уходил в свою студию.

Его отсутствие за обедом и ужином компенсировалось вниманием Терезы, которая даже пыталась выучить несколько английских фраз, чтобы поговорить с Зуки.

Хотя Зуки ценила старания экономки, она ела без аппетита только для поддержания здоровой беременности.

Она была влюблена в Рамона Акоста.

А его интересовал только ребенок, которого она вынашивала.

Сколько бы раз она ни приказывала себе смириться с этим, ее душевная боль не ослабевала. Она сжала пальцами металлические перила на плоской террасе на крыше виллы.

Зуки приходила сюда, когда спадала жара, чтобы насладиться закатом. Чугунные скамейки с толстыми подушками, установленные в беседке, увитой плющом, были идеальным местом для отдыха. Она либо читала, либо размышляла.

Услышав звон посуды у себя за спиной, она повернулась и увидела помощницу Терезы, которая шла к ней с подносом. От неожиданного появления Рамона Зуки разволновалась, и ее кожа покрылась мурашками.

Он снова был без рубашки.

Она не могла скрыть свою реакцию и затаила дыхание.

– Сядь сюда. – Он указал Зуки на стулья, а потом что-то тихо сказал служанке, которая поставила на стол напитки и пирожные и ушла.

Зуки присела на диван, машинально беря чашку кофе без кофеина, который ей не хотелось пить, и тарелку с пирожными.