В чём дело, Полли? - Марьяна Иванова

– И французские корни… Это объясняет название пансионата.

Мне тут же захотелось узнать, почему он не продаст всё это и не заживёт обычной жизнью. Но, наверное, мы не так хорошо знакомы для таких личных вопросов.

Спустя ещё десять глотков вина, мы дошли до дверей моей спальни.

– Что скажешь, мисс Проныра, передумала уезжать? – спросил Мишель, любезно раскрыв передо мной дверь.

– Нужно дожить до утра. Для начала… Доброй ночи, Мишель.

Я зашла в комнату, и он зачем-то зашёл следом. Без стеснения зажёг бра и сел на пол, навалившись на кровать.

– Давай прикончим эту бутылку, и я уйду, – невозмутимо сказал он, заметив огромный знак вопроса на моём лице.

Воздух в комнате стал пряным. Я приоткрыла окно, чтобы хоть немного прогнать свой дурман, и села рядом.

– Почему ты всегда закрываешь зеркало? – спросил Мишель.

Сейчас оно не было закрыто, соскользнувшая простынь валялась рядом.

– Мне так спокойнее.

– Почему просто не убрать его?

– Не хочу чувствовать себя чокнутой. К тому же, я им пользуюсь время от времени.

Я стянула свитер, даже с открытым окном в комнате было слишком душно. Я хотела расспросить Мишеля про Люси Брекк и человека, заявившегося сюда с пистолетом, но больше не могла выдавить из себя ни слова. Он тоже молчал и неприкрыто разглядывал мои оголённые плечи. Вино вскоре закончилось, и Мишель поднялся на ноги.

– Я ухожу, – сказал он, отчаянно стоя на месте. – Доброй ночи. – Он снова сел рядом.

– Доброй… – Я не сразу поняла, почему не сумела договорить фразу до конца, а когда осознала, уже была не в силах пошевелиться. Я закрыла глаза и продолжила осыпаться под его неторопливыми поцелуями. Я снова почувствовала, что тону. Целую его взахлёб, но вместо спасительного воздуха получаю порцию смертоносного яда. Горячие, почти раскалённые до красна губы и отдающие трупным холодом руки. Хочу освободиться от плена водорослей и всплыть на поверхность, но вместо этого только крепче обнимаю его за шею. Голова уже кружится, не хватает кислорода. Аккуратно приоткрываю глаза: мы не на дне водоёма, мы сидим на полу и всё ещё целуемся. Не хочу думать, как это произошло и снова закрываю глаза.

Не знаю, сколько времени прошло прежде, чем за стеной начало скрипеть. Сначала тихонечко и почти незаметно, затем громче и настойчивее, пока скрип не достиг апогея, и стена не начала дребезжать и вибрировать. Наш поцелуй оборвался. Мишель недоумевающе прижал ладонь к стенке. Больше он не скажет, что мне показалось или что это пустяки.

– Всё ещё считаешь, что это не должно меня беспокоить?

Отвечать Мишель не собирался, он резво поднялся на ноги и стал истерично смеяться. Я села на кровать и забилась в угол. Вскоре скрип стих и истерика Мишеля закончилась. Он закрыл окно, выключил бра и склонился надо мной, чтобы на прощание поцеловать в лоб.

– Извини, я не должен был… Сладких снов.

Он вышел из комнаты прежде, чем я успела что-то ответить.

Теперь у меня не осталось сомнений в том, что Мишель совершенно безумен. И вкус этого безумия я всё ещё чувствую на своих губах.

Неужели я остаюсь? Даже после того, как уже всё решила? После того, как собрала чемодан и обрадовала миссис Беккер? Страшно думать, что Мишель заранее спланировал этот вечер только для того, чтобы я не сбежала. Но где-то в глубине души я даже не сомневалась в этом.

Но в одном он всё же прав. Болото и правда во мне. Оно долго томилось в забвении, ожидая своего часа. И вот он настал. Теперь просто уехать не получится. Придётся во всём разобраться, избавиться от проклятого болота. Да и потом, я обещала кое-кому свою помощь. Если бы я только знала, на что подписываюсь…

– Ты согласна?

– Я должна подумать.

– Конечно, я понимаю.

– Это не совсем то, чем я…

– Я понимаю, Полли, понимаю.

Сегодня мне снилась рука… Она тянулась ко мне сквозь что-то мутное и холодное. Я стояла на месте и тоже тянулась к ней, но несмотря на все усилия, коснуться друг друга нам не удавалось. И так всю ночь. Так и свихнуться не долго, честное слово. Чёртово вино, это всё его вина.

Проснулась я на удивление бодрой. Немного горели щёки, но это прошло после холодного душа. Мишель всё утро не показывался, поэтому завтракала я в одиночестве. Пришлось-таки запустить руки в святыню миссис Беккер и самой приготовить себе яичницу. Затем я сменила футболку и джинсы на рабочее платье и стала смиренно ждать, когда остальные вернуться в пансионат.

Нет, не смиренно. Я снова обошла все гостевые комнаты пансионата. Если не брать в расчёт притаившегося в своей спальне хозяина, больше в доме никого не было, глупо упускать такую возможность. Я, конечно, знала, что не смогу найти хоть что-то значимое, ведь комнаты тщательно убирались, но чувствовала, что какая-то зацепка лежит совсем на поверхности, а я её не замечаю. Даже сам Мишель вчера сказал мне, что я слишком глубоко ныряю. Что он хотел этим сказать? Что он обо всём догадался? Что разгадал меня быстрее, чем я его? Пускай так. Не могу пока думать о нём, слишком мне от этого не по себе. В смысле от этих размышлений. Вчера он ясно дал понять, что от его зоркого глаза не укроется ни одна потайная мысль. Я не сильно удивилась его пронзительной проницательности, ведь и ранее отмечала у него этот дьявольский талант, но то, как далеко это может завести меня, пугает. Взять хотя бы этот поцелуй. Вот с чего бы? С чего бы ему? С чего бы мне? Вино и странные разговоры, конечно, сделали своё дело. Но всё равно снова попахивало какой-то манипуляцией. Уж слишком фальшивый вкус был у этого поцелуя. Нарочитый, расчётливый, приправленный коварством и безумием. Чувство сродни моим попыткам выиграть в карточной игре, правила которой мне никак не осилить.

И коли ему известно чуть больше, чем мне хотелось, но он всё равно настоял, чтобы я здесь задержалась, значит, ему или нечего скрывать, или он абсолютно уверен, что ни один его секрет не покинет пределы этого пансионата. В любом случае, он почти прямым текстом разрешил немного порыскать здесь. «Искать ответы.» Вчера мне казалось, что это что-то вроде вызова, но сейчас я уже вижу в этом наглою усмешку. Я не угроза его непостижимым тайнам. Вот что он хотел этим сказать.

Гостевые комнаты отличались друг от друга только если расцветками обоев и штор. Большие кровати с массивными изголовьями, туалетные столики, тусклые торшеры и кушетки рекамье – в каждой из комнат были расставлены по одному типу. И совершенно ничего особенного в номерах для постояльцев не было и быть не могло. Но если искать что-то лежащее на поверхности, то начать нужно именно с них – с мест, где и при желании ничего спрятать не получится. Хотя, бесспорно, в кабинете Мишеля можно было бы откапать много интересного. Но соваться туда я не спешила по двум причинам: во-первых, я видела, что все важные документы он хранит в сейфе, который мне никак не открыть, а во-вторых, кабинет прилегал к его спальне, что почти исключало возможность проникнуть туда тайно.