В чём дело, Полли? - Марьяна Иванова

Время шло к полудню. Одинокое скитание по дому начинало понемногу давить на меня. Я стала уже сомневаться, в своей ли комнате хотя бы Мишель. Слишком было пусто. Слишком тускло для солнечного полудня. Слишком сильно тянуло лавандовыми благовониями. Я собралась вернуться к себе и немного полежать, но услышала внизу странный шум. Уже на лестнице я поняла, что шум идёт с кухни. Вернее даже не шум, а какой-то лязг кастрюль. Неужели я могла не заметить, как Мишель спустился вниз?

На кухне никого не оказалось, но кастрюли и правда лежали на полу. Я выглянула в сад. Пусто. Ладно, бывает и такое. Ведь бывает же? Полка покосилась, и посуда попросту свалилась с неё. Ничего необычного. Долго убеждать себя в этом мне не пришлось. Я подняла кастрюли и отправилась к выходу, по пути выловив в зеркале своё измученное отражение. Я задержалась. Измученным оно казалось только на первый взгляд. Если всмотреться, выглядела я (оно) устрашающе. Зачем-то улыбалась. Глаза хитро блестели. А на голове красовалась заколка в виде чёрной лилии. У меня перехватило дыхание. Сердце не билось, а барабанило! Я взвизгнула не своим голосом и выбежала в вестибюль. У лестницы я споткнулась и рухнула на пол. Дышать было по-прежнему тяжело. Что же так сильно напугало меня в собственном отражении? Да то, что на кухне не было ни одного зеркала…

– В чём дело, Полли? – На лестнице, освещая путь фонариком, возник Мишель. – Полли? – уже более встревоженно повторил он, когда я не ответила.

Я осмотрелась и с ужасом осознала, что утро всё ещё не настало! Стояла кромешная тьма. Мишель сонно тёр глаза и пытался выведать, зачем я спустилась сюда среди ночи, да ещё и напялила на себя форму. Должно быть, он ушёл от меня какой-нибудь час назад.

– Полли, ты ответишь мне? Что случилось? Ты ушиблась? Мне включить свет?

Я молчала, не зная, как сказать, что ходила во сне. А самым кошмарным было то, что наступившее утро, казалось пугающе реалистичным. Но я ходила во сне! Ходила во сне! Бродила по этим комнатам в темноте, чёрт побери!

– Я… – Кроме этого больше ничего не смогла из себя выдавить. Мишель всё понял. Ужас и растерянность в моих глазах говорили за меня. Вместо того, чтобы помочь мне встать, он сел рядом и спросил:

– Милая Полли, не могло ли случиться так, что ты по наивности приняла что-то в дар от кого-то из гостей?

* * *

В краю, где всегда неподалёку осень,

Среди дубов, тисов и сосен,

Окутан лиловым туманом,

Дом затаился – старый, странный.

Нежданным гостям не рад недаром,

В нём сказки все пахнут ночным кошмаром.

В нём тени ползут, словно дикие звери,

И как гаснет свет – запираются двери.

В тишине той живёт белокурый мальчишка.

Он дружит с Псом и пыльными книжками.

Под его кроватью живут монстры, мальчик знает.

А всё, чего боится – он приручает.

И дама живёт там, чей взгляд режет сталь,

Под чёрной вуалью пряча печаль.

И каждый, кто там обитал – не секрет,

Искал для себя какой-то ответ.

И над местом тем, наполненным чужой болью,

Повис один странный вопрос: в чём дело, Полли?

В чём же всё-таки дело, Полли…

Диана не нравилась Лексону. Не так, как может не нравиться противная овсяная каша, какая-нибудь занудная песенка или горькая микстура. Она не нравилась ему по-особенному. Лексону казалось, что она принесла с собой какую-то тяжесть. А её здесь, этой самой тяжести, и так достаточно, и дом скоро начнёт уходить под землю. Хоть Надду и стало легче, ведь Диана взяла на себя большую часть забот о Лексоне и доме, ему она тоже не особо-то нравилась. Уж слишком она всё делала по-своему. Порой они даже спорили из-за этого. Правда, со стороны это выглядело даже забавно:

– Диана! Скажи мне! Нет, право, скажи мне, старому, дряхлому человеку, имею ли я право голоса в с собственном доме? – обиженно и важно фыркал Надд, глядя на то, как Диана сортировала его любимый голубой сервиз, безжалостно выбрасывая все надколотые или треснувшие чашки и блюдца.

– Разумеется, имеете, Надд, вы ведь хозяин дома, – не отвлекаясь от дела, самым прилежным голосом отвечала дама.

– Так почему вы не оставите в покое мой сервиз?

– Мистер Надд, битую посуду в доме держать нельзя. Отправляйтесь лучше в сад, позвольте мне закончить уборку. – У Дианы была дикция радиоведущего и взгляд строгого преподавателя, перечить ей было крайне сложно даже Надду.

– Нет, ну вы посмотрите только! Я хочу, чтобы вы перестали переделывать тут всё. Зачем вы поменяли шторы и постелили на стол эту уродскую скатерть? И где вы, право, только взяли всё это?

– Я привезла эти вещи с собой. Извольте, но здесь нужно добавить уюта. Больше света, меньше пыли. Вот так вот, мистер Надд.

– Уюта? Вы хотите превратить это место в тётушкин домик у озера, со статуэтками пастушек на камине и милыми шторками в горошек?

– Я заварю вам чай с мелиссой, не нужно вам так нервничать.

– Да мне скорее понадобится таблетка валиума!

– Бесспорно, это очень старый дом. Поэтому ему и нужен тщательный уход. Поверьте, я делаю всё это исключительно из добрых побуждений.

Обычно после таких споров каждый оставался при своём мнении, а Диана продолжала своенравничать, выглядя при этом самой учтивой и покорной служанкой. Если она говорила, чтобы Лексон заправлял постель сразу после пробуждения, значит, это должно быть исполнено; если она говорила, что отныне обед они будут начинать с бульона, так оно и было; а если уж она видела, что кто-то плохо держал осанку, немедленно высказывалась по этому поводу.

В тот день было дождливо. Надд не выходил из библиотеки, до мозолей на пальцах набирая что-то на старой печатной машинке – в последнее время он проводил всё свободное время за ней. Лексон, несмотря на непогоду, болтался в саду. Диана сидела на крыльце, укутанная в вязанную шаль, и хмуро смотрела на мальчика. Она не знала, что он всё ещё пытался отыскать следы своего пса.

– Достаточно, Лекси, прогулка на сегодня окончена. Я наберу тебе ванну, нужно смыть с тебя эту грязь.

Мальчик зло покосился на неё и залез под очередной куст.

– Я, кажется, сказала, что прогулка окончена, Лекси, – чуть строже повторила женщина.

– Не знаю никаких «Лекси». – Мальчик вылез обратно и уселся на большую каменную скамейку под тисовым деревом, его не смутило, что она была мокрой и скользкой.

– Вот в чём дело? Я могу не называть тебя так, – это Диана произнесла, когда уже и сама подошла к скамейке. – Идём.