Афины. История великого города-государства - Брюс Кларк

общепринятые суждения относительно фриза покоятся на чрезвычайно шатких основаниях. Вопрос о том, верно ли толкование центральной сцены на фризе Парфенона, предложенное Джоан Бретон Коннелли, остается открытым. В Афинах эпохи Перикла было нечто такое, чего никогда окончательно не разъяснят ни тексты, ни камни.

4

Гордость и падение

(432–421 до н. э.)

Речь Перикла на похоронах молодых воинов, погибших в войне со Спартой. – Афинская чума 430 г. до н. э. – По всей Греции разгораются конфликты, начинающие тридцатилетие Пелопоннесской войны. – «Царь Эдип» Софокла и «Ахарняне» Аристофана: великая драматическая литература кризисной эпохи. – Смерть Перикла. – Никиев мир 421 г. до н. э.: перемирие после десяти лет изнурительных военных действий. – Загадка Аспасии. – Разные прочтения сократовского диалога «Менексен»

Строительство и украшение Парфенона со всеми его ярко раскрашенными скульптурами было завершено в 432 г. до н. э. В том же году закончились работы на другом великолепном мраморном сооружении. Речь идет о Пропилеях, воротах Акрополя. Их крутые ступени подготавливали (и до сих пор подготавливают) человека или процессию, входящих в цитадель, к захватывающему дух зрелищу великого храма Афины. Перед человеком, покидающим цитадель, Пропилеи открывают вид на запад, привлекающий взгляд к Саламину – месту, в котором военно-морская мощь и хитроумие Афин спасли Элладу.

Не прошло и двух лет, как идея, провозглашаемая этими скульптурами, была выражена и в словах. Независимо от средства выражения суть заявления оставалась в общих чертах неизменной. Это был клич восхищения городом, граждане которого гордились своей общей историей и дарованной им по праву рождения свободой – свободой, которая, как оказалось, включала в себя право или, может быть, даже обязанность господствовать над другими.

Этот великий манифест либеральной демократии и, более того, либерального империализма был провозглашен Периклом в форме надгробной речи на похоронах молодых воинов, первых жертв ужасной войны со Спартой, начавшейся приблизительно годом ранее. Стычки со Спартой и ее союзниками, прямые или непрямые, случались у Афин многие десятилетия. Но лишь в 431 г. начался конфликт, который создал угрозу самому существованию Афин, Спарты и их империй. Именно поэтому 431 г. до н. э. сравнивают с 1914 г. новейшей истории.

Первая зима этой войны казалась подходящим временем для великой речи Перикла – или историка Фукидида, страстного поклонника Перикла, приписывающего ему эти звучные слова; мы не можем оценить достоверность его рассказа. Несомненно, Фукидид дает великолепную и убедительную картину места произнесения этой речи, которую слушало необычайно массовое скопление жителей города и его окрестностей. Он приводит следующее волнующее описание этого события:

В ту же зимнюю кампанию афиняне, согласно обычаю предков, следующим образом совершили на государственный счет погребение первых воинов, павших в этой войне. За три дня до похорон они соорудили подмостки и там выставили останки павших воинов; каждый афинянин делал приношения своим родственникам, какие хотел. Во время выноса десять колесниц двигались с кипарисовыми гробами, по одной на каждую филу … В процессии участвовали все желающие, горожане и иноземцы; у могилы присутствовали и женщины, родственницы покойников, плакальщицы. Гробы поставлены были на государственное кладбище, находящееся в красивейшем городском предместье … Когда останки были засыпаны, выбранное государством лицо, по общему признанию обладавшее выдающимся умом и занимавшее высокое положение в государстве, произносит над усопшими подобающее похвальное слово … Для произнесения речи над первыми павшими воинами в этой войне выбран был Перикл, сын Ксантиппа. Когда пришло время, он выступил вперед от места погребения, взошел на высокую трибуну, чтобы голос его был слышен возможно дальше в толпе, и произнес следующую речь.

Это «государственное кладбище», вероятно, находилось на таинственном участке археологических раскопок, который называют кладбищем Керамика, – или около него. Это место – пятачок поразительного спокойствия среди шума и суеты современных Афин. Его пересекает поспешно построенная Фемистоклова стена и по-прежнему орошает река Эридан, хотя в наши дни она стала не больше мелкого ручейка. Это место было одним из центров духовной жизни Древних Афин. Здесь проходили процессии, направлявшиеся для приобщения к неземным тайнам в Элевсин, расположенный приблизительно в 18 километрах далее по берегу; проводившиеся там мистические ритуалы открывали посвященным некие глубокие истины о загробной жизни. Здесь же собирались участники более локального, но еще более богатого зрелища, Панафиней, во время которых процессия поднималась на Акрополь, чтобы воздать почести Афине. Таким образом, место произнесения этой великой речи, согласно описанию Фукидида, было едва ли менее значимым, чем ее содержание. Но и слова ее производят весьма сильное впечатление.

От выразительных фигур речи, использованных Периклом для восхваления города, и сейчас, 2500 лет спустя, читателя пробирает дрожь. Тон оратора представлял собой смесь идеализма, гуманизма, эгалитаризма, внимания к нюансам и чистой, нестерпимой гордыни. Речь эта была выражением политической философии, более не проявлявшейся в делах человеческих вплоть до Американской и Французской революций. Перикл не слишком заботится об утешении осиротевших. Вместо этого он подчеркивает, какой честью было погибнуть на службе столь чудесного, уникального города – места, которое должно возбуждать в тех, кто ему служит, страстную любовь.

Наш государственный строй не подражает чужим учреждениям; мы сами скорее служим образцом для некоторых, чем подражаем другим. Называется этот строй демократическим потому, что он зиждется не на меньшинстве, а на большинстве. По отношению к частным интересам законы наши предоставляют равноправие для всех; что же касается политического значения, то у нас в государственной жизни каждый им пользуется предпочтительно перед другим не в силу того, что его поддерживает та или иная политическая партия, но в зависимости от его доблести.

Трудно переоценить, в какой степени эта философия перевернула все предшествующие представления о назначении правительства. В Афинах те, кто обладал административной властью, обладали ею не по божественному праву, не по праву наследования и даже не благодаря личному обаянию. Власть предоставлялась им на временной основе народом, в соответствии с установленными правилами.

Мы … повинуемся властям и законам, в особенности установленным в защиту обижаемых, а также законам неписаным, нарушение которых все считают постыдным[37].

Говоря это, Перикл признавал, что и его положение фактического властителя Афин вполне подлежит отмене, если так решит народ. Его речь была практичным и подробным описанием политической теории, знакомой миру нашего времени; теории, предвосхищавшей идеи мыслителей, подобных Давиду Юму и Джону Стюарту Миллю, которые жили пару тысячелетий спустя. Поразительно современно звучит и то видение баланса между индивидуальной свободой и общественными обязанностями, между скромным частным достатком и более возвышенным идеалом участия в пополнении богатств города, которое излагает этот государственный муж. Джордж Оруэлл, при всей его склонности к язвительной критике неравенства и империалистического лицемерия, свойственных его стране, находил нечто восхитительное в той терпимости, с которой британцы относятся