Когда-то, давным-давно… - Алан Александр Милн

— Конечно, — продолжала принцесса, тоже наполовину сама себе, — часть народа может принять ее сторону — те, которых она подкупила. Если она…

— Хорошо, хорошо, — остановил ее Удо. — Оставьте графиню мне. В ваших сандвичах есть что-то, от чего я способен на все, — что-то вдохновляющее. Я чувствую себя новым… кем бы я ни был!

Не кажется ли вам, что Удо слишком уж разошелся и что он мог бы вести себя поскромнее?

— Вообще-то, — размышляла Гиацинта вслух, — я могла бы написать отцу и попросить прислать кого-нибудь из мужчин, но очень не хочется этого делать. Не хочу, чтобы он думал, что я не справилась.

— Удивительно, что иногда приходит в голову, — говорил тем временем Удо. — Возможно, я все-таки кролик. Интересно, как я буду выглядеть за проволочной сеткой? — Он откусил еще один кусок и продолжал: — А что я сделаю, если увижу хорька? Надеюсь, у вас нет ручного хорька, принцесса?

— Простите, принц, не расслышала. Я думала о другом. Что вы сказали?

— Ничего, ничего. Просто разные мысли…

Удо протянул руку к тарелке и обнаружил, что она пуста. Он сел поудобнее и, казалось, слегка задремал, как вдруг его внимание привлек узел на хвосте. Он принялся его лениво развязывать, сонно бормоча: «Хорошо бы, я мог жалить хвостом… но, кажется, мой не из таких. Вот было бы на хвосте жало…» Он начал тщательно ощупывать кончик хвоста.

— Интересно, есть ли у меня вообще жало? — Он закрыл глаза. — Я бы с удовольствием ужалил графиню… Прямо в шею, всю шею бы изжалил, всю… — И принц Удо погрузился в сон.

Недостойное поведение! Роджер Кривоног пытается оправдать принца, ссылаясь на палящий зной и действие одного-двух сандвичей с кресс-салатом на пустой… на человека, который несколько дней ничего не ел. Как подействовали на Удо сандвичи с кресс-салатом, мы и сами только что видели. Но Роджер забывает упомянуть о том, что сандвичей-то было двадцать один или двадцать два. Что там ни говори, не стоит отрицать: поведение принца оставляло желать лучшего. Если бы я там оказался, то немедленно написал бы его отцу.

Гиацинта взирала на эту картину с довольно противоречивыми чувствами. Конечно, ей было его очень жалко. «Бедняга, — думала она, — туго ему пришлось». Но, согласитесь, сочувствие постепенно становится все менее искренним, когда слишком долго смотришь на помесь льва, кролика и тонкорунного барашка, особенно если часть, принадлежащая кролику, тихонько похрапывает, приоткрыв рот.

И потом, что ей с ним делать? Получается, что теперь у нее на руках двое — графиня и он. Бельвейн только выиграла от присутствия принца: она вполне может использовать его в своих целях. Ваше Высочество будете делать то-то и то-то или Его Высочество навсегда останется кроликом. И куда денешься?

Ладно, об этом она подумает завтра. Сейчас и так достаточно сложностей, и первая из них — как с ним вообще обращаться. Годится ли ему теперь Голубая комната? Гиацинта вдруг осознала, что хозяйке, принимающей у себя такую компанию животных, как принц Удо, придется проявить чудеса тактичности. Может, он сам скажет, что ему нужно, когда проснется. Пусть пока доспит.

Она еще раз взглянула на принца, невольно улыбнулась и быстро спустилась по лестнице во дворец.

Глава 13

«Цвета» рифмуется с «рассвета»

Графиня Бельвейн гуляла по мощеным дорожкам между клумбами лаванды. Заметив Удо, она остановилась, опершись локтями на солнечные часы и насмешливо его разглядывая. На часах было выгравировано: «Если тучи застят небосвод, ни одна минута не пройдет» — изречение, придуманное графиней однажды в дождливый полдень.

— A-а, вот мы где! — начал Удо довольно противным голосом.

— Да, вот мы где, — очень приветливо отозвалась графиня. — И нас здесь довольно много, не так ли? — И вдруг начала хохотать как безумная: — Ой, я сейчас умру! О, принц Удо, я от вас в восторге! Можете считать меня вашей жертвой…

Легко сердиться на человека, который над вами смеется, но трудно произвести на него впечатление, к которому стремишься, особенно когда… Но нет нужды снова описывать обличье Удо.

— Не вижу тут ничего смешного, — проговорил он угрюмо. — Для интеллигентного человека внешность — не главное.

— Но она может быть очень смешной, разве нет? Я хотела, чтобы с вами случилось что-нибудь позабавнее, но никак не думала…

— Ага! — торжествующе сказал Удо. — Вот оно!

Он произнес это тоном опытного следователя, который наконец добился признания от обвиняемого, пытающегося уйти от прямого ответа. Подобный тон может показаться уместным лишь для человека, обладающего внушительным обликом служителя закона. Может быть, именно поэтому Бельвейн снова рассмеялась.

— Вы практически признались в том, что сделали это, — с важностью изрек Удо.

— Что «это»? — невинно спросила графиня.

— Превратили меня в… ээ…

— Кролика?

Подобное мнение о его внешности уже в который раз произвело на Удо чрезвычайно неприятное впечатление, и он запальчиво спросил:

— Почему вы думаете, что я кролик?

— Кто бы вы ни были, но вы никогда не осмелитесь показаться у себя в стране в таком виде.

— Берегитесь, женщина! Это уж слишком. Не будите во мне льва!

— Где? — воскликнула графиня с детским любопытством.

Жестом, исполненным достоинства и свидетельствующим о безупречности манер, принц указал на хвост.

— Это не та часть льва, — заметила Бельвейн, пренебрежительно усмехнувшись, — которая могла бы меня напугать.

Удо был сражен наповал, но через некоторое время опомнился и взял себя в руки.

— Даже если предположить — так просто, к примеру, — что я кролик, я все же кое на что способен. Возьму и съем ваши гвозди́ки!

Бельвейн обожала свой сад, но ее утешала мысль о том, что