Комонс II. Игра по чужим правилам - Борис Батыршин

Нет, это всё утопия. Свой шанс он упустил – тогда, в Вологде. Виктор добрался кое-как до большого алюминиевого бидона, напился, ополоснул лицо и улёгся на нары, свернувшись калачиком. Теперь оставалось одно – ждать обещанные три дня. Ждать – и молиться о том, чтобы что-нибудь произошло. Неважно что – наводнение, пожар, обвалится крыша погреба, придавив пленника насмерть. Хуже чем есть, уже не придумаешь…

Из полуобморочного состояния его вывел шум. Характерный такой шум – звуки беглой стрельбы, крики – страха, ярости – резкие команды, грохот сапог по крышке люка. Виктор заметался – темнота, ни зги не видно, запутавшийся организм не смог подсказать, какое время суток снаружи. Он слез кое-как с нар, пополз, держась за стену, волоча за собой парализованные ноги, к углу, где стоял, как он успел запомнить, бидон с водой. С натугой отодвинул, забился в щель между прохладным выпуклым боком и каменной кладкой – лучше такая защита, чем никакой. Мозг лихорадочно работал, подкидывая варианты. Кто напал на похитителей? Милиция? Конкурирующая банда? Не настолько он значимая фигура, чтобы устраивать из-за него гангстерские войны – и серьёзные, судя по разыгравшейся наверху канонаде. К частым хлопкам пистолетов примешиваются звонкие, хлёсткие винтовочные выстрелы и рассыпчатые, на три-четыре патрона очереди «Калашей» – уж эти-то ни с чем не спутаешь…

О, вот и пулемёт включился! И не какой-нибудь РПК, а что-то винтовочного калибра – лупит с приличной дистанции, а всё равно гулкий звук подавляет всё остальное. И сразу, в ответ – крики боли и ужаса над головой. Похоже, крепко задело какого-то бедолагу…

Ещё крики, на этот раз испуганные. И шум – будто кто-то мечется вслепую по комнате, врезается в стулья и шкафы, опрокидывает на пол. Резко потянуло едкой вонью. Дымовая шашка? Нападающие решили выкурить защитников из дома? Если так, то дело плохо – продукты сгорания, содержащие всякую ядовитую химию, тяжелее воздуха и стекают вниз – то есть сюда, в подвал. И если не выбраться наружу – задохнёшься, как в газовой камере.

А как, скажите, тут выбираться? Подтянуться на руках, забраться по лестнице, постучать – «спасите, погибаю?» Нет, на такой подвиг у него сил точно не хватит. Кричать, звать на помощь? Кто его услышит, за тем кавардаком, что творится наверху?

Крышка люка внезапно распахнулась, впустив в погреб серенький свет и плотные клубы жёлтого дыма. Виктор закашлялся, сделал движение, чтобы выползти из-за бидона и не смог – нога застряла под нарами. Это спасло ему жизнь – сверху ударил винтовочный выстрел, один, другой. Видимо, стрелок сам мало что видел внизу и бил на звук, копошение, производимое беспомощной жертвой. Пули с тупым стуком пробивали алюминий стенок бака вместе с водной преградой и застревали в стене. Третий, четвёртый… Виктор, ни жив, ни мёртв, скорчился за баком в позе эмбриона. Струйки ледяной воды из проделанных пулями отверстий текли на лицо, на голову, за воротник…

Вместо очередного выстрела раздалось звонкое металлическое клацанье – то ли осечка, то ли у стрелка закончились патроны. Снова клацанье, и ещё – слышно было, как он, матерясь, терзает затвор. Потом винтовка со стуком полетела в сторону, и Виктор различил, как неясная в клубах дыма фигура выдернула что-то из-за пояса, лязгнул передёрнутый затвор – и тут стрелок сложился, как перочинный ножик, в поясе, взмахнул руками, пытаясь удержать равновесие – и кулем свалился вниз, в погреб.

Звук при падении был тошнотворный – сухой, трескучий, будто сломалась деревянная палка. Упавший дёрнулся пару раз и больше не шевелился. Виктор подождал, сосчитав до десяти – к люку никто не подходил. Вроде, и стрелять стали меньше, и криков почти не слышно… Он выбрался из западни и на боку, шипя от боли, подполз к трупу. Так и есть – цепочка тёмных отверстий поперёк груди, из них сочится обильно кровь. В левой руке зажат чёрный автоматический пистолет. Он с трудом, разгибая судорожно сведённые пальцы мертвеца, освободил рукоятку – старина ТТ, отлично… Пошарил, не вставая, по карманам мертвеца. Так, две обоймы с мосинскими патронами – это не нужно, это прочь, вот пистолетный магазин, набитый доверху, пригодится.

Он немного оттянул затвор – отлично, патрон в стволе. Выщелкнул обойму, посмотрел – вроде, полная… Глаза отчаянно слезились, лёгкие раздирал кашель. Он подполз обратно к бидону, расстегнул рубашку, отодрал, скрипя зубами от усилия, полосу ткани от майки. Смочил в струйках воды, всё ещё бегущих из пулевых отверстий, замотал, как мог, лицо. Дышать сразу стало легче, хотя глаза и продолжали слезиться. Но ничего – силуэт на фоне светлого люка он как-нибудь разглядит, и с упором на край бидона, да с двух рук – может, и не промажет. Есть две полные обоймы – поди, возьми его теперь за рупь, за двадцать!

1979 г., июль,

Кандалакшский залив.

Дело к ночи.

Рация, стоящая на прокладочном столике, ожила, зашипела:

– «Первый», «Первый», я «Третий». Объект жив, сидит в подвале, вылезать отказывается.

Дядя Костя недовольно покосился на капитана сейнера. Тот сделал вид, что ничего не заметил. Будь пассажир хоть трижды генерал, но чтобы выгнать капитана из собственной рубки – на это у него полномочий нет и быть не может. Не нравится что-то – бери свою железяку, ступай на открытый воздух. Впрочем, моряк был не из болтливых, иначе к нему не обратились бы с просьбой предоставить судно для деликатной операции КГБ…

Пограничник-радист наклонился к рации, защёлкал ручками. Треск стал тише. Генерал благодарно кивнул, поднёс к уху чёрный резиновый наушник и щёлкнул коробочкой гарнитуры

– «Третий», доложите о потерях.

– Потерь не имеем, Первый. – забулькало из чёрной резины. – Двое слегка поцарапаны, уже перевязали. Ничего серьёзного.

– А у противника?

– Оказавшие сопротивление уничтожены. Трое взяты живыми, ранены, оказываем помощь.

– Хорошо, «Третий». Что с объектом?

– «Первый», у него пистолет. Засел в погребе, стреляет из люка, ранил сержанта Овечкина. Кричит: «не подходите, живым не дамся». Как бы не застрелился…

Я молча внимал. Спутников моих рядом не было – девчонки, иззябнув на ночном беломорском ветру, отправились отогреваться горячим чаем в кают-компанию сейнера, Аст, чуть помедлив, последовал за ними. Генерал же распорядился принести коротковолновую рацию и поднялся в рубку, откуда и установили связь с пограничниками, обложившими базу Пришельцев.

Сам штурм не занял много времени. Согласно легенде, оперативная группа погранзаставы проводила учебно-боевой выход в заранее намеченном районе – и неожиданно наткнулась в лесу на строения, не отмеченные на карте. Обитатели, в ответ на предложение предъявить документы, открыли огонь, после чего события стали развиваться вполне предсказуемо. Опергруппа пограничников – это вам не городской участковый, обязанный сначала предложить преступнику сдаться, а потом выстрелить в воздух. О том же, что опергруппа вышла на «объект» по заранее разработанному маршруту и встретилась там с наблюдателями, лейтенант в отчёте упоминать, разумеется, не собирался.