Лето в Провансе - Люси Колман

это сейчас полезно. – Нико дает мне полстакана красного вина.

Я беру стакан, он тоже пьет, не зная, что сказать.

– Не пойму, что происходит. У меня два неотвеченных звонка и два сообщения. Эйден утверждает, что он в безопасности, в пути, с ним еще двое людей. Он находился на этой опаловой шахте в пустыне. Вряд ли сегодня будут еще новости. У него почти села батарея телефона, но он сказал, что их довезут до Аделаиды. Думаю, это больше дня пути. Понятия не имею, что там за дороги.

Я отпиваю большой глоток вина и опускаю стакан, не зная, выпьет ли Нико. Он чувствует мое сомнение.

– Я уже вам говорил, Ферн, я не алкоголик. Все в меру. – Он приветственно поднимает стакан.

Я покаянно улыбаюсь – не хочу, чтобы Нико решил, что я ему не доверяю.

– Вряд ли мы с Ханной успокоимся, пока он снова не даст знать о себе. Это моя вина: я пропустила его звонки, теперь моя сестра места себе не находит. Очень тяжело, когда не знаешь, что происходит.

– У меня есть отличное решение. – Взгляд его темных глаз немного смягчается. – Давайте сюда стакан. Садитесь к мольберту. Раз сон вам не грозит, наибольший покой приносит живопись, вот увидите.

Нико, похоже, полон энтузиазма, в отличие от меня: я пришла сюда в приподнятом настроении, но теперь от него не осталось следа, и он не может этого не видеть.

– Я покупаю только льняные холсты. Вот приготовил для вас один, покрыл двумя слоями белого грунта. Поверхность готова для краски. Когда закончите, я могу поместить ваше произведение в деревянную раму. Еще можно хранить его свернутым в трубочку – это упрощает перевозку.

Он легко поднимает широкую раму, хотя для этого ему приходится почти до отказа развести руки.

– Вот это размер! – ахаю я.

Он устанавливает раму на низкую, всего в пару дюймов, станину и показывает, как закрепить эту конструкцию с обеих сторон специальными зажимами.

– Предлагаю акриловую краску – она быстрее сохнет.

Он отступает, любуясь вместе со мной пустым холстом.

– С чего мне начать? Что изобразить? – Меня переполняет смесь страха и воодушевления.

– Начните с набросков. – Он подходит к высокому, от пола до потолка, шкафу, без труда отодвигает одну его дверь и достает плакат на рейке. – Хотите – пишите, глядя на фотографию, хотите – напишите натюрморт. Я могу собрать для вас столик с натурой. Картина в вашей комнате – это вид на лес из двора.

«У тебя получится, Ферн», – убеждает меня тихий внутренний голос.

– Спасибо! Но я не сразу схвачусь за кисть. Не хочу портить такой безупречный холст.

Нико хохочет, запрокинув голову:

– Вокруг вас холсты, которым не нашлось применения. Они предназначены не для украшения стен, а для того, чтобы их подпирать. А есть такие, которые ожили при первом же мазке. Возьмите! – Он наклоняется за большой, многократно сложенной тряпкой. – Если не захотите показывать мне вашу работу, пока она не будет готова, накройте ее парусиной. Я вас не обману, даю слово. А сейчас я покажу вам одну свою работу, не законченную по причине временной разлуки с музой.

Я тут же вспоминаю прошлую ночь. Нико что-то бормотал на эту тему – не помню точно, что именно. Он упомянул музу, а еще назвал меня ангелом…

Я оборачиваюсь, он сдергивает с одного из холстов накидку, и у меня падает челюсть. Мне очень понравилась незаконченная уличная сценка в его родном городке, но это что-то совершенно другое: изящное, полное любви, которой светится каждый мазок. При этом две трети хоста еще пустуют. Фон уже ожил: на него нанесены очертания женского лица, женской фигуры, но подробностей нет. И все же картина уже завораживает, чистые две трети холста воспринимаются как зияющая дыра.

– Здесь озеро, да? Но это не та женщина, которую рисовал ваш отец, не ваша мать. При том что стиль его…

Он качает головой:

– Да, это не она. Хотя она послужила вдохновением. Она часто убегала, когда отец становился невыносим. Я находил ее сидящей в высокой траве и смотрящей на воду. Она называла это своим кусочком рая.

– Это так красиво, Нико! Что вам мешает это завершить? Получилось бы еще лучше.

Он долго смотрит на холст и ничего не отвечает.

– Эта женщина часто посещает меня в снах, – произносит он наконец. – То, как она сидит, поджав ноги, у меня вот здесь. – Он похлопывает себя по лбу. – Но когда кисть прикасается к холсту, ничего не происходит. Мне нужна натурщица. Однажды я позвал Сеану, но мы оба знали, что из этого ничего не выйдет. Я набросал ее в нескольких позах, но без вдохновения. На эту картину я не жалею времени, через нее я поклоняюсь захватывающей женской красоте – внутренней и наружной. Вот она и терпит, ждет, когда меня посетит муза.

У меня перехватывает дыхание от остроты чувств, кроющихся за его словами. Кажется, я его понимаю. У каждого живописца должна быть муза.

– Вы с Сеаной очень близки. Вы давно знакомы?

Он отвлекается – поднимает завалившийся холст.

– Давненько, – откликается он через плечо. – У меня была многолетняя депрессия, она помогла мне ее преодолеть. Кажется, с тех пор минула целая жизнь! – Он поворачивается и смотрит на меня. – Из-за этого мы всегда будем друзьями; так часто бывает между психологом и пациентом. Теперь у нас с ней общая цель, результат жизненного опыта: расширить этот бизнес, создать центр здорового образа жизни. Здесь будут исцеляться. Первоначально эта идея проистекла из опыта Сеаны с ментальными практиками и холистическим врачеванием. Мы мечтаем пригласить еще одного профессионала, чтобы с ним двинуться дальше.

– Замечательная идея, Нико! Это чрезвычайно манящее место – гостеприимное, комфортабельное, здесь так легко освоиться! Такой шаг вперед – самое естественное развитие. Взять хотя бы тех, кто проводит здесь эту неделю: у каждого есть в жизни что-то грустное, и они, сами того не сознавая, не могут с этим расстаться. Удивительно, что вы еще не взялись за осуществление вашей мечты.

Нико расправляет плечи, чтобы снять напряжение, кладет ладонь себе на затылок. У него мощные руки, и я ловлю себя на том, что заворожена каждым его движением. От него не оторвать взгляда, как от прекрасной картины. Яркий человек, захватывающий мечты!

– Все упирается в деньги. Мои работы хорошо продаются, но если не тратить время на живопись, то становится нечего предлагать галереям. Я отстаю от собственного расписания, но летние месяцы здесь всегда такие. На кону не только мои собственные заработки, но и доходы всех тех, кто вложился в мою мечту.

Из коридора несколько секунд доносятся голоса.

– Меня снова посетит муза, и краска польется рекой, – говорит он, снова поворачивается к своей загадочной даме и закутывает ее в тонкую накидку. – Без этого никак. Пока я не допишу эту картину, не будет мне покоя. Но вы