Страсть огня - Екатерина Воронцова

водой. Мужчина быстро осмотрелся и довольно ощерился- все их корабли следовали намеченным курсом, благополучно преодолевая сильный шторм. Чёрные, как вороново крыло тучи, закрыли диск луны, породив непроглядную темень. Но Иному, имеющему острое зрение хищника, виден был как на ладони разверзшийся перед ним ад. Беснующееся море гудело, рычало, подобно голодному зверю, который ищет себе добычу. Огромные волны, раззинув пасти, раз за разом бросались на корабль, пытаясь поглотить его целиком. Ящерран стонал под могучим натиском обрушившейся стихии, но управляемый опытной и сильной рукой, каждый раз выныривал и гордо поднимал свой нос над морской пучиной. Слышались короткие зычные выкрики боцмана Рэрика, дающего команды для Иных, а те двигались по палубе быстро и бесшумно, словно бесплотные духи, выполняя каждый свою работу. Одни, раскачиваясь над кипящей бездной, резали разорванные остатки полотнищ, пытаясь убрать непригодные ванты, сменить их на целые, другие вычерпывали в трюмах поступавшую воду. Бьющие в борта громады валов кренили корабли так, что те палубами черпали море. Хаук посмотрел на рулевого Альрика удерживающего мощными, со вздувшимися от напряжения венами, руками штурвал: шквальный ветер и волны крепко досаждали ему и тот ругался на чём свет стоит.

— Кормой на волну, — отдал приказ ему Хаук и тот кивнул, давая понять, что услышал. — Лив, Легард, — крикнул вахнут, и две головы сразу повернулись к Хауку, — подсобите Альрику.

Братья тут же бросились выполнять команду. Альрик, воспользовавшись краткой передышкой, быстро утёр рукавом лицо, смахнул прилипшие ко лбу волосы и снова ухватил штурвал.

— Бурей *сегодня служит Ёларсборфу и тот требует жертву, — говорил Олаф следуя за Хауком.

— Не накаркаркай, — буркнул тот, сам будучи лицом мрачнее бури.

В этот момент волна буквально положила ящерран на бок, и вахнута, вместе с первым помощником, обдало с головы до ног водой.

— Ты был прав, Верзила, — отплёвывался Хаук, — так весело нас болтает впервые.

Паруса и снасти рвало беспрестанно, то и дело под напором ветра ломало, как тонкий камыш, реи и стеньги. Все это продолжалось не день, не два, а целую седмицу. Когда отдыхали и чем питались люди, было вообще непонятно. И Хаук не помнил, когда и сколько спал в эти дни, да и спал ли вообще. Старшие по званию только на короткое время давали измождённому телу передышку, а так не оставляли верхней палубы, сменяя друг друга у штурвала. Вахнут напряжённо высматривал глазами каждого из своих людей-все ли живы. За целостность кораблей он переживал мало, они не изношены, устойчивые и крепкие, должны выдержать. Олаф же стал гонять всех поочерёдно пить горячее и сменить одежду, так как в последние дни бури северный шквал принёс лёд, осевший на снастях, защитных бортах, уцелевших реях и работы прибавилось ещё больше.

Что делала в эти дни Алия, Хаук не знал совсем, так как времени отдыхать в каюте у него не было. Он только дал указание коку Бджоргу, приносить девушке еду и питьё. В первые дни, разделённый с ней штормом, он был безумно зол и на неё, и на себя, но думать обо всём, что происходило с ними не было ни минуты. Все боролись с морем за свои жизни.

Алия же страдала от мук разбитого сердца и от абсолютной неизвестности. Она снова ощущала себя пленницей, потому, что Хаук передал ей указание ни при каких обстоятельствах не выходить из каюты. Бджорг заходил раз в сутки, принося пищу, которой вполне хватало, чтоб не чувствовать себя голодной. Перекинувшись с ней пару-тройкой слов, он возвращался к своим обязанностям. Алия же при намертво закрытых окнах, в тусклом освещении фонаря вновь оставалась совсем одна. Изолированость от всех и одиночество угнетали её очень. Семь дней и ночей она провела здесь без единой души и сейчас не прочь была поговорить с кем-нибудь, пусть бы даже и с Иным. Алия вполне уже привыкла к ним, многих знала по имени и больше их не страшилась. В последнее время они с удовольствием заговаривали с ней, просили спеть, чтоб скрасить им часы долгого плаванья, рассказывали ей что-то новое. Она даже, с разрешения Хаука, иногда помогала на камбузе и кок Бджорг был в восторге от её стряпни. Иные все были к ней доброжелательны. Пожалуй, кроме одного Олафа. Правая рука Хаука всегда смотрел на неё не добро, с подозрительным прищуром.

Не имея возможности занять себя работой и отвлечься от тяжёлых мыслей, она пыталась то шить, то петь. Но крики работающих людей, страшный скрип и треск всех частей корабля, который часто ложился в сильный крен делали это совершенно невозможным. Деревянная посуда катилась со стола и полок, Алия собрала всю мелкую хозяйскую утварь и спрятала в один из сундуков, стоящих в каюте, оставив для себя лишь одну миску да кувшин. За эту неделю шторма и вынужденного затвора девушка заработала себе уже не одну шишку и множество синяков. Совершенная неизвестность о том, что происходит во внешнем мире приводили её в отчаяние. Не понимая, что вокруг делается, видя во всем беду, она чувствовала себя совершенно бесполезной и никчёмной. Всё чаще приходили мысли, что скорее всего они погибнут в этом кипящем море, так и не достигнув земли. А она и Хаук- они так невыносимо плохо расстались. Нет, не Хаук, а господин- поправила себя Алия. Ведь он не её. У него есть та, которая имеет право называть его просто по имени, касаться, смотреть в чудесную синь глаз, целовать его красивые капризные губы. Она же только никчёмная рабыня, вообразившая себе счастливую сказку. Пожелавшая стать единственной для того, кто её таковой не считал. Раба, пожелавшая стать любимой и посмевшая полюбить господина, на которого без разрешения не имела права поднять глаза. А ведь Хаук ничего не обещал ей, не клялся в любви. И он, отказавший в единственной просьбе- вернуть ей свободу, которую сам же без раздумий и забрал, едва увидев её, спящую на берегу. Смешная она и жалкая."Что ж, и поделом мне, впредь, не забывай кто ты и помни своё место".Рабыня…Алия горько усмехнулась. Никогда ей не быть свободной. Он не отпустит, сказал только смерть развяжет путы её рабства. Так думала Алия и душа её наполнялась горечью безвозвратной утраты и холодом разочарования. Последний раз он смотрел на неё с ненавистью и презрением.

На восьмые сутки девушка ощутила, что волны меньше швыряют их судно и она решилась всё-таки выйти на палубу, несмотря на запрет, ослушавшись приказа господина. Увидеть бы его ещё раз, если им суждено погибнуть, то она хотела хотя