Новая монгольская империя. Россия-Китай-Иран в геополитике - Тома Флиши

широком смысле, создает, таким образом, нечто вроде «отсутствия места», мир информационного потока, который конкурирует, почти как фантом, с реалиями и принуждениями физической географии, и, делая это, обнаруживает другое лицо нашего двуликого Януса мира, его цифровое, бесплотное лицо.

Эту связь в качестве промежуточного положения дополняет идея изотропии, которая, находя в море матрицу нового стратегического пространства, стянутого коммуникациями, все больше и больше уменьшающегося в условиях отсутствия места, определяет рамки и средства повсеместности.

Сохранить смысл инициативы

В этой новой географии, в этом новом мире, у которого нет, конечно, прежней стабильности биполярного мира, рожденного Холодной войной, мы должны выбрать путь активного обязательства, отвергнуть любое бессилие и бороться против движения энтропии, которое, кажется, иногда охватывает Европу. Как повторил «The Economist» в мае 2011 года, военные расходы европейских членов НАТО в 2010 году оставались ниже 2 % от валового национального продукта, определенного альянсом.

Иллюстрируя эту незаинтересованность, госпожа Ивета Радикова, которая возглавляла словацкое правительство, дошла до того, что заявила, что, мол, для ее страны, оборона вовсе «не является приоритетом». Нужно также напомнить, что прибалтийские государства, хотя и являются членами НАТО, не будут располагать никакой боевой авиацией, и потому будут полагаться, в силу соглашения, действующего до 2014 года, на вмешательство ВВС их союзников по НАТО?

Повернувшись лицом к открытому морю, мы должны поддерживать наше присутствие за морем и сделать из себя стражей мирового пространства, которое, пренебрегая континентальными случайными неприятностями, стремится к тому, чтобы стать все более и более изотропным. Если мы хотим все обдумать и взвесить, по крайней мере относительно, то мы сможем в результате воздействия своего рода геополитической силы притяжения, изогнуть стратегическое пространство, и дойдем до того чтобы поляризовать нас самих, соединить через просторы открытого моря, везде, где мы присутствуем, несколько стратегических систем друг с другом.

Для этого необходимо порвать с континентальными иллюзиями, осмелиться думать и определять наши настоящие интересы, прежде чем решительно закрепить наше присутствие на морях; такова цена распространения Францией своего влияния в XXI веке.

Франция должна верить в свои преимущества и активно действовать во всем мире, взяв на себя свое предназначение морской державы. Ее предназначением является не отрешенность, не сосредоточенность на внутренних проблемах, но скорее распространение влияния. Для этого мы должны преодолеть наши континентальные комплексы и признать, что отныне мы представляем собой стратегический остров в центре мирового архипелага.

Мощная Франция в эпоху глобализации не может быть государством, спрятавшемся в континентальном убежище, но должна стать нацией-экстравертом, ведущей диалог на одном уровне со всемирной деревней, привычной бороздить морские пути, обращаясь к своему флоту. Не отрицая ни наших обязательств, ни нашей солидарности, мы должны будем опасаться подводных камней континентальной иллюзии; так как история уже покинула континент.

Возвращаясь к упущенным возможностям и роковым неудачам, заново переигрывая, спустя почти триста лет, фатальный исход Семилетней войны, Франция могла бы таким образом с помощью морского катализатора выйти на первый план умеренного и открытого Запада, символом, вдохновительницей и авангардом которого она тогда смогла бы стать. Более чем когда-либо в прошлом, будущее Франции лежит на море.

Глава III. Старые океанские цивилизации на распутье

Старые океанские державы, т. е. Европа, Соединенные Штаты Америки и Япония, явно сократили свое присутствие на морях. Уменьшение западных флотов, воздействие отхода и ограничения собственными внутренними интересами, эгоистической ловушки социального обеспечения («welfare») и финансовой зависимости, очень логично выразилось в значительном уменьшении распространения влияния.

Как объяснить этот страх океанских просторов? Причины этого не исключительно экономические, они также духовные. Европейские государства и Япония после великих мировых войн, которые потрясли XX век, характеризуются, в разной степени, разумеется, отказом от использования силы. Большое демографическое ослабление Европы, как и Японии, частично является причиной того, что эти старые страны испытывают искушение отступить на сушу, ограничив лишь ею свои интересы.

Отказ от моря объясняется также отсутствием объединяющего проекта среди государств, всегда находящихся в поисках общей судьбы. В отсутствие истинного видения возникает стремление ограничить свои политические обязательства задачами морской охраны природной среды и представительства для экспорта.

На океанах сокращение флотов, конечно, было скомпенсировано увеличением оперативной совместимости и последующим усилением военного сотрудничества. Морской упадок Запада, взятый в целом, выражается, таким образом, в более редком спуске на воду европейских кораблей.

Одновременно США проявляют все меньше и меньше заинтересованности в Европе. Далекая от того, чтобы быть в состоянии выступать в качестве субъекта международной деятельности, Европа, вследствие потрясений, последовавших за окончанием биполярного мира, не может оставаться даже ее объектом. Дело в том, что центр международной жизни больше не располагается в Европе. Потому можно понять все чаще выражаемое американцами желание поскорее освободиться от своих обязательств, чтобы переориентировать свое внимание и переместить свои силы в другие места, туда, где, следуя нынешнему перемещению активности и интересов, разыгрывается будущее мирового состязания, или к усиливающимся странам Южной Азии, прибрежным государствам того, что для обозначения центрального положения этого пространства можно было бы назвать индийским бассейном.

Также и по этой причине различные и сменяющие друг друга американские администрации на протяжении уже около десяти лет без перерыва, и эта тенденция нарастает, побуждают европейцев к тому, чтобы они сами взяли на себя ответственность и, в конце концов, сами стали обеспечивать свою безопасность.

Таким образом, в результате одного из таких парадоксальных переворотов, на которые история, однако, не скупа, американцы, кажется, сделали своей — потому что такой отныне их интерес — доктрину Шарля де Голля о независимой Европе, которая в идеале должна была бы взять свою оборону в свои руки. Но в то же время в противоположность этому желанию американцев большая часть крупных европейских государств стремится к тому, чтобы либо утвердиться как еще большие атлантисты, либо, что стало бы беспрецедентной изощренностью отступления, стать еще большими изоляционистами, чем когда-либо прежде.

На самом деле существует немного европейских государств, которые проявили бы решимость согласиться на необходимые инвестиции, чтобы противостоять стратегическим вызовам настоящей глобализации. Однако эту картину следует во многих отношениях детализировать. Во-первых, морские технологические нововведения, которым уже много веков способствует Европа, выражаются в проектировании и изготовлении, несомненно, дорогостоящих кораблей, но зато находящихся на самом передовом технологическом уровне. По этому поводу Жозеф Энротен с полным основанием констатировал положительное соотношение между стоимостью наиболее новых кораблей, их технологическим совершенством и сроком их службы.

С другой стороны, с более субъективной точки зрения, упадок духа авантюризма, некий боязливый иренизм, который служит основанием, в особенности, общей незаинтересованности мировыми проблемами, соединенные в желании изоляционизма, конечно, не могут не оказать воздействия на морское и военно-морское дело, в особенности, среди европейских народов. («Иренизм» — это тенденция, направленная на