Адептка Эмили - Алиса Жданова

с деланым вздохом, но все же продолжила: – Нет, ну смотри! Джульетта влюбилась в Ромео с первого взгляда. Она ведь с ним даже толком не познакомилась! Как это вообще возможно?

– Вот что бывает, когда держишь человека в изоляции от общества. Джульетта, наверное, всю жизнь просидела дома взаперти. А Ромео оказался чуть ли не первым мужчиной, с которым она познакомилась и который не являлся ее родственником, – отозвался Генри, на что я возмутилась:

– Ну и что! Я тоже росла в пансионе взаперти, но я же не влюбляюсь в первых встречных?

– А как же Хэйвуд, таинственный и надменный, который сторожит у дверей с часами в руке и отмечает, во сколько ты возвращаешься в комнату? – голос Генри был шутливым, но мне послышалось в нем какое-то скрытое напряжение, и поэтому возмутилась я вдвойне громче – для пущей правдоподобности:

– Ты шутишь? Вот уж на кого я не польщусь, даже если он останется последним человеком на планете!

– Ладно, ладно.

Генри тут же пошел на попятную, и мне показалось, что он как-то расслабился. Наверное, Хэйвуд в роли предмета моей влюбленности его не радовал. Впрочем, меня сосед в этой роли тоже не устраивал, поэтому я перевела разговор на другую тему, и мы еще какое-то время болтали, пока у меня не стали слипаться глаза.

Встрепенувшись через какое-то время, я поняла, что уснула. Генри тоже задремал в неудобной позе, и его руки, разжавшись, расслабленно лежали на моей талии. Однако, стоило мне пошевелиться, как он вздрогнул и открыл глаза.

– А? – сонно вопросил он. – Эмили?

– Наверное, гроза уже закончилась, – шепнула я и кое-как слезла с него. Ноги затекли от неудобной позы. Видимо, у Генри тоже, потому что он сначала вытянул их и лишь через пару минут встал. К этому времени я уже успела добраться до выхода.

– Генри, – озабоченно спросила я, обернувшись, – а ты закрывал дверь?

– Вроде да, – неуверенно ответил он, подходя ко мне. – А что?

Я лишь кивнула на вход – дверь была полуоткрыта. Либо мы забыли ее захлопнуть, что маловероятно, – я ведь помню, как резко «отрезало» звуки, когда мы оказались в театре. Либо кто-то заходил сюда, а мы не заметили.

Неужели за нами шпионили?

За окном разгорался рассвет. Дождь все еще шел – стекал крупными прозрачными каплями по оконному стеклу, напротив которого мы с Генри остановились. Бледные рассеянные лучи, падая на хрустальные брызги, придавали им какое-то волшебное сияние. Мир после пронесшейся грозы выглядел обновленным и чистым, словно гнев неба, прогремев, смыл все его прегрешения и унес всю скопившуюся грязь.

– До завтрака еще несколько часов, – вырвал меня из раздумий голос Генри, – постарайся поспать.

– А? Да, – обернувшись, я посмотрела на Генри.

У него был весьма встрепанный вид, к которому я не привыкла. Как настоящий денди, Генри всегда чрезвычайно щепетильно относился к своей внешности. Если в его одежде и обнаруживалась небрежность, то будьте уверены – это была тщательно продуманная, модная небрежность. Например, такая, как незастегнутые пуговицы пальто, распахнутые полы которого демонстрировали тщательно подобранные жилет и брюки. В общем, то, что к Генри липли всякие Китти и Мэри, было вполне закономерно.

Его заспанный вид и взлохмаченная, словно он запустил туда пятерню, шевелюра отчего-то чрезвычайно меня умилили.

– Почему ты улыбаешься? – подозрительно спросил друг, потирая покрасневшие глаза и сцеживая зевок в ладонь.

– Просто так. – Я подавила новую улыбку и серьезно произнесла: – Спасибо, Генри. Все, я пошла спать.

И вручив ему покрывало, которое по-прежнему было у меня на плечах, я развернулась и зашагала к своей комнате. Интересно, кто же все-таки подглядывал за нами в театре? Тихонько отворив дверь, я сначала заглянула в комнату и лишь потом, убедившись, что сосед спит, неслышно скользнула внутрь.

Может, это Хэйвуд? Увидел, что я куда-то пошла, и проследил? Но зачем ему это…

Я думала над этими вопросами до тех пор, пока не улеглась в кровать, и на грани сна меня внезапно пронзила мысль:

«В театре мы с Генри говорили, не стесняясь. Он даже назвал меня по имени – Эмили… Вдруг Хэйвуд подслушал наш разговор? Вдруг он уже знает, что я девушка? Он же расскажет всем, и меня выгонят! Хотя, может, он посочувствует даме в беде и промолчит… Или нет?»

Мне все же удалось уснуть, хотя и не сразу. Но, едва открыв глаза, я вспомнила о своих подозрениях и бросила настороженный взгляд на Хэйвуда. Однако тот ответил таким возмущенным взором, словно я подорвала его веру в человечество. Мне тут же стало спокойнее. Нет, знай он, что я девушка, то не смотрел бы на меня так. Воспитание бы не позволило. Ни один мужчина из приличного общества не позволит себе негалантного отношения к женщине. По крайней мере, так говорила нам мадам Фоббс, не забывая добавить, чтобы мы на всякий случай держались от мужчин подальше и всегда помнили о правилах приличия.

– Доброе утро, – повеселев, произнесла я и, подхватив в охапку свою одежду, направилась в ванную.

– Доброе, – через зубы выдавил Хэйвуд с таким нескрываемым отвращением, что я даже остановилась. Вроде бы сегодня в его голосе еще больше неприязни, чем обычно. Бросив на него внимательный взгляд, я помялась на пороге ванной – спросить его о причинах или нет? Но, решив, что не стоит портить такое хорошее утро ссорой, развернулась и молча хлопнула дверью.

Чуть больше месяца. Мне осталось продержаться чуть больше месяца. Нужно купить календарь и зачеркивать дни.

Однако за завтраком я внезапно обнаружила, что не я одна удостоилась негодования Хэйвуда. Моего друга сосед сегодня тоже решил ненавидеть. Вот Генри передал мне масленку – и глаза Хэйвуда загорелись мрачным огнем, когда он проследил, как фарфоровая плошка перекочевала из его рук в мои. Вот я налила Генри чаю из белого пузатого чайника на столе – и Хэйвуд, вдруг схватив свою сумку, раздраженно задвинул стул и покинул столовую так быстро, словно у нас за столом был эпицентр распространения заразной инфекции.

– Чего это он? – удивленно спросила я Генри.

Зато Томас отсутствия Хэйвуда даже не заметил. Уставившись в одну точку, он беззвучно шептал реплики кормилицы из пьесы. Он был единственным из нас, кому игра в постановке доставляла нескрываемое удовольствие.

– У меня два предположения, – задумчиво отозвался Генри, глядя вслед Хэйвуду. – Одно из них тебе очень не понравится, а второе и вовсе не предназначено для твоих ушей. Поэтому лучше я придержу эти догадки при себе. Если будет происходить что-то странное – сразу говори мне, хорошо?

Я неуверенно кивнула. То, что не предназначено для моих, то есть