Шаги за спиной - Эдуард Веркин

Искомый предмет обнаружился в детской Федула, в коробке с плюшевыми игрушками зачем-то, Круглов ругнул любознательность брата, спустился в холл и стал ждать.

Время было пиковое, машину обещали через сорок минут. Он ждал. Сходил на кухню, вскипятил чайник. Заварка, пять ложек сахара, сахар прочищает мозги.

Звонок. В его комнате зазвонил телефон, он кинулся наверх. Телефон приплясывал на столе и вот-вот собирался спрыгнуть вниз и хлопнуться на пол, Витька прыгнул через всю комнату и с трудом поймал аппарат в сантиметре от края. Кинул взгляд на экран.

Отец. Звонил отец, прекрасно…

Парень чуть не выронил аппарат.

Это был вызов с трубки телефона, который они потеряли в лесу ночью. С той самой трубки, которую мать купила отцу в девяносто пятом.

Круглов нажал на отбой.

Положил трубку обратно на стол. Ему было неприятно касаться аппарата.

Снова звонок.

– Да пошел ты… – Витька схватил телефон, размахнулся, собираясь как следует хлопнуть его об стену.

Передумал. Потому что представил – телефон не разобьется. Отскочит, как резиновый мячик, и будет продолжать звонить, звонить… Пока у Круглова не взорвется мозг.

– Да, – ответил он.

Шорох. Похожий на листопад, когда уже октябрь и высохшие листья с печальным звуком падают в забытое во дворе жестяное ведро.

– Да?!

Шорох.

Круглов отключился, поглядел на время. Уже пятьдесят минут прошло, пора бы и приехать. Понятно, час пик и все такое, однако сколько можно тянуть…

Он не утерпел, набрал номер диспетчерской.

– Я заказывал машину в Афанасово.

– Да.

– А ее нету. Сколько ждать-то?

– Афанасово, Тенистая восемь?

– Да. Ваше такси что, надо по три часа ждать?! – сварливо осведомился он.

– Молодой человек, прекратите баловаться, – строго сказала оператор. – У меня ваш номер высвечивается, хотите, я его в милицию передам?

– Но я вызывал… – возразил Круглов. – Уже скоро час, как вызывал…

– Афанасово, Тенистая, восемь? – спросила девушка.

– Да…

– Ваш заказ выполнен двенадцать минут назад.

– Как? Я ведь…

– Не знаю как. По этому адресу взяли пассажира. Все.

Гудки. Витька тупо поглядел в телефон. Два непринятых вызова с мобильника отца. По этому адресу взяли пассажиров. Но он ведь не слышал машины. Если бы подъезжало такси, то это было бы прекрасно слышно…

Звонок. Черт…

Круглов вздрогнул. Поглядел на экран. Мобильник отца. Он нажал на кнопку, осторожно, как гранату, поднес телефон к уху. Звук… Сначала парень его не очень разобрал. Потом понял – это работающий двигатель. А еще радио, веселенькая такая песенка, про отдых на пляжных просторах.

И вдруг в ухо заорали.

– Нет! Нет! Не надо! Нет!

Кричал мужчина. Но кричал он с таким страхом в голосе, что Витька выронил аппарат. Мобильник упал на пол.

Крики захлебнулись, и теперь вместо них из трубки доносилось рычание и бульканье. Парень не вытерпел, наступил на телефон. Аппарат брызнул стеклянными искрами, Круглов подпрыгнул и наступил на телефон еще раз. Звук исчез. Витька не мог пошевелиться. Навалилось оцепенение. И страх, он стал гораздо сильнее предыдущего страха. Воздух с трудом протискивался сквозь горло, пальцы мгновенно онемели, ужас… Круглов почувствовал, что сейчас он сорвется с места и побежит. Как тогда в лесу, в первый раз, когда он собирался напугать Любку.

Он стал дышать. Быстро и громко, заглатывая холодный воздух мелкими порциями, сжимая кулаки.

Он разбил телефон. Раздавил его. Теперь не позвонить…

Запасной. Где-то в квартире должен быть телефон, отец менял вторые трубки раз в год, мать тоже часто, они их не продавали… Кажется, в вазу складывали. Особая ваза, вывезенная из Турции, в ней хранились электронные приборчики, еще вполне пригодные для использования, но уже устаревшие морально. Кажется, в спальне.

Витька рванул на второй этаж, вдоль по коридору, в родительскую половину. Дверь в спальню была закрыта, но он не стал на это смотреть – вышиб ногой замок, ворвался внутрь. Тут пахло духами, цветами и индийскими благовониями – мать увлекалась Востоком и постоянно воскуривала индийские масла и травки, натирала пузо ленивым бронзовым китайским болванам.

Включил свет. Ему нравилась спальня, хорошее место. Шторы, шкаф старинный, цвета высохшей летучей мыши, тишина, в углу мольберт с картиной – мать иногда рисовала, правда, всегда одну и ту же картину. Грустную пучеглазую рыбу синего цвета. Когда картина была готова, мать дарила ее знакомым и сразу же принималась за другую. Сейчас рыба была в средней стадии готовности, правда, прорыв трубы оставил на ней следы, вода смешалась с синей краской, и рыба получилась не грустная, а, наоборот, нарядная и озорная. Но Круглову все равно стало грустно. Ему показалось, что рыба из другой, предыдущей жизни, которая закончилась по глупости и не начнется уже никогда.

Впрочем, чрезмерно грустить было особо некогда, парень огляделся и нашел вазу – на высоком угловом шкафу. Он не стал церемониться, забрался на бельевой комод и достал вазу уже оттуда.

Она оказалась неожиданно тяжелой и неудобной, Витька опустил ее на комод и обнаружил, что ваза заполнена грязной водой. Телефоны плавали в этой воде, как дохлые разноцветные киты, парень достал относительно новую «Моторолу» и обнаружил, что идея складывать технику в вазу была не лучшей – по аппарату шли ржавые разводы, на экране поселилась гниль, кнопки обросли зелеными купоросными наростами.

Телефоны сдохли.

Круглов чертыхнулся и всхлипнул. Дозвониться куда-либо из дома нельзя. Он уселся на кровать. В голове не было никаких мыслей. Ночь только начиналась и, похоже, собиралась стать самой длинной ночью в его жизни. Хорошо хоть свет не погас. Телефон отключился, свет нет. Может, светом посигналить? Залезть на крышу с фонарем и…

И никто не увидит. Всем плевать, мало ли какой псих на крыше семафорит.

Витька заметил полоску бумаги. Четвертинка обычного тетрадного листа. Пустая, ничего не написано, видно, свалилась со шкафа, когда снимал вазу. Он хотел уже скомкать ее и бросить на пол, но вдруг подумал, что бумажка здесь не просто так. Отец был человеком педантичным и строгим, никакой бумажки просто так у него на шкафу валяться не должно было. Особенно тетрадного листа – отец если и пользовался бумагой, то всегда писчей, хорошего качества.

Значит, тетрадный лист – это не просто тетрадный лист.

Круглов поднял кусок бумаги, принялся его рассматривать. Ничего не написано. Зачем тогда…

Напоминалка. Эта бумага явно была напоминалкой, только вот о чем?