Самая большая подводная лодка в мире - Андре-Марсель Адамек

— Сколько у вас жилых комнат?

Она его не слышит, устремляется в комнату, внезапно появляется вновь, наряженная на этот раз в ярко-красную юбку с разрезом до бедер и блузку из темного газа, которая трещит по швам, когда Пиу раскачивается. Ее пышная плоть лезет из всех дыр. Она закрывает глаза и начинает кружиться. Ее острые каблуки оставляют на полу глубокие вмятины.

Скопа уже не знает, как выпутаться из этой истории. У него еще десяток квартир, которые нужно обойти, и он пытается выразить свое нетерпение с помощью вертикально поднятой ручки. Поскольку она не обращает на него никакого внимания, он снова принимается осматривать квартиру, прогуливаясь по комнатам со своим почти незаполненным вопросником.

На кухне, где горой свалена грязная посуда, он считает число приборов, проверяет содержимое холодильника. Он заглядывает во все двери, помечает, что есть только одна спальня и одна кровать, подробно исследует висящую на вешалках в шкафу одежду.

Пиу присоединяется к нему в спальне, чтобы переодеться в третий раз. Она его не видит и начинает при нем раздеваться. Он оставляет ее там и выскакивает на лестницу.

Она перерывает раскрытый на кровати чемодан, находит пляжное парео канареечного цвета из чистого хлопка. Облачаясь в него, она вдруг замечает свое отражение в зеркале. Опьянение тут же слетает с нее, радость гаснет. Чтобы удостовериться, что это не сон, она ощупывает руки и бедра, щиплет себя за талию, взвешивает тяжелые плоды своих грудей.

Когда Жиль возвращается домой с продуктовой сумкой, Пиу в мрачном молчании полуголой лежит на матрасе. Ему не нравится холодная тень, мелькнувшая в ее взгляде.

— Кто этот тип, с которым я столкнулся на лестнице?

— Плевать мне на типа. Почему ты не сказал, что я стала толстой?

— Ты не толстая, Пиу, ты прибавила несколько килограммов, и это тебе очень идет.

— Посмотри-ка на мои бедра, на мои икры и лодыжки! А эти груди, они похожи на арбузы!

— Мне кажется, ты никогда еще не была такой красивой.

— Ты в этом ничего не смыслишь.

— Спроси у других, у Макса, у Капитана…

— Максу я нравилась, когда была худой. Я доводила его до оргазма всякий раз, когда мыла. Теперь он на меня даже не смотрит.

— Это оттого, что у него много забот.

— Ты меня откармливаешь как утку, ты заставляешь меня пить вино. Тебе как будто доставляет удовольствие превращать меня в уродину.

— Вот что мне точно доставляет удовольствие, так это видеть тебя живой. Ты таяла на глазах. Мне казалось, я теряю тебя.

— Ты меня запросто потеряешь, если будешь продолжать так кормить. Я не проглочу больше ни кусочка до тех пор, пока не стану такой, какой была. Сам-то ведь ты ничего не ешь.

— Это из-за оладий, меня тошнит от топленого масла.

Жиль вытягивается возле нее. Она поворачивается к нему спиной, ион шепчет ей тихонько на ухо:

— Что если мы поговорим об этом с Максом? Он должен зайти сегодня вечером.

— Ты отлично знаешь, что Макс больше не разговаривает.

— Может быть, но он умеет слушать. Вы же неплохо ладите, ведь так?

— Да, мне с ним спокойно.

— Я оставлю вас вдвоем.

Он прижимает к ней свое исхудавшее тело, ласкает ее полную шею и плечи.

— Когда ты мыла его по утрам, я часто слышал его стоны.

— Он много раз давал мне пить свое молоко, но мы никогда не занимались любовью.

— Ты хотела его?

— Да, но с его гипсами это было бы не очень удобно.

— А теперь ты хочешь этого?

— Не знаю.

— Ты проверишь сегодня вечером.

— Я покажусь ему слишком толстой, он мной не соблазнится. Жиль! На мне разошлось по швам модельное платье! И я этого даже не заметила. Я выглядела идиоткой.

— Оно было кукольным, Пиу. Теперь тебе пришло время носить женские платья.

Он втискивает свои худые ноги между величественных ляжек Пиу и привлекает ее к себе, но она мягко высвобождается и идет к шкафу.

— Я переоденусь, пока не пришел Макс, — говорит она.

Они прождали весь вечер перед накрытым на три персоны столом, украшенным свечами и свежими цветами. Когда стало ясно, что Макс не придет, они задули свечи и молча отправились спать.

На следующее утро, взглянув на себя в зеркало, Пиу почувствовала дрожь отвращения. Она встала на колени перед унитазом с неудержимым желанием извергнуть все, что в ней было: несколько съеденных накануне оливок, свою кровь и плоть, свои внутренности и оледеневшие осколки своего женского сердца.

* * *

В отчетах, направленных своим нанимателям, Скопа утверждал, что беглянка скрывается не на улице Салин, и объявлял о продолжении поисков в других кварталах города.

Он располагал суммарным портретом, составленным со слов Пупаракиса и его адвокатов: человек среднего роста, носящий очки в металлической оправе и светлую бородку, видимо, пострадавший в результате серьезного несчастного случая в июне — в то время он был закован в гипс и передвигался в инвалидном кресле.

Частному детективу не потребовалось и трех дней, чтобы вычислить Макса, найти его адрес и узнать большую часть его привычек.

Терпеливая слежка приводит его от сходней огромной подводной лодки к Дому туризма, где Макс бывает в послеполуденное время.

Вечером он следует за ним до торговой улочки порта, входит за Максом в мясную лавку. Он видит, как тот кладет клочок бумаги на стойку, и с интересом отмечает, что этот человек, живущий один, все покупает парами: две отбивные, два куска ветчины, две порции галантира из свиных голов.

* * *

Во время наивысшего прилива рубка подводной лодки поднимается на два метра. Токи, идущие из глубин океана, облегчают вес стали, и корпус, о который бьются приливные струи, дышит как легкие.

Сиум просыпается среди ночи с ощущением, что «Саратов» оборвал свои швартовы. Трепет зыби и легкое покачивание всей конструкции вывели корабль из оцепенения. Словно волна свежей крови побежала по его невидимым артериям.

Сиум поднимается на палубу, чтобы проверить швартовку. Прилив сопровождается яростным ветром, который свистит в мачтах среди антенн и разбрызгивает пену до леера на сходнях. Носовая часть простирает свою тень в глубины ночи. Сиум чувствует, что корабль рвется изо всех своих сил в открытое море. Сиум возвращается в центральный пост, утопающий в красном свете. Он медленно гладит хромированный металл штурвала, блуждая взглядом по циферблатам приборов.

Он воображает, что отдал швартовы, что морда субмарины обращена к морю. С помощью механиков-узбеков, спящих в машинном отделении, он мог бы вызволить «Саратов» из западни и уйти в открытое море. Он вел бы его малым ходом на поверхности, пока не освободился бы от балластных цистерн, а потом попробовал бы погружение. Но корабль ориентирован так, что без помощи буксировщика не сможет маневрировать между берегами канала. К тому же резервуары с мазутом почти пусты, и на борту нет провизии.