Громовая жемчужина - Анна Гурова

– Фи, братишка.

– Это не я. Стал бы я мараться. Это всё голодные духи. То место было проклято… и надо же было им, бедолагам, угодить именно туда. Что за бес их попутал!

Вид у Анука при этом был страшно лицемерный. Сахемоти ухмыльнулся.

– Как ты еще молод, брат, что тебя забавляют подобные вещи! Говоришь, похожа на княгиню Касиму… Она, случайно, не ее прапрабабка?

Анук задумался.

– Верховная жрица, само собой, была из правящей семьи. Кто у нас тут правил пять веков назад… Хм, вполне возможно. Даже вполне вероятно… Забавное совпадение!

– Ты хоть понимаешь, брат, насколько важно и неслучайно это совпадение? – серьезно спросил Сахемоти.

– Я не вникал, – беспечно сказал Анук. – Ты у нас старший, тебе и решать, а мне просто не хочется забивать голову. Как скажешь, так и сделаю.

Сахемоти покачал головой.

– Из-за того, что ты носишь тело мальчишки, ты начинаешь вести себя, как ребенок. Неужели ты, повелитель огня, хочешь, чтобы я относился к тебе как к несмышленому младенцу?

Анук хлопнул себя по ляжке.

– Мне нравится это тело. Молодое, здоровое, красивое. И, что также приятно, я нравлюсь ему! Подтверди, мальчик!

И ответил сам себе, тем же голосом, но чуть изменив интонацию:

– О да! Я абсолютно счастлив! Носить в себе милостивого, могущественного бога, который щедро делится своей силой и бессмертием, словно с равным, – кто пожелает иной судьбы!

– Счастье или несчастье твоего нынешнего тела, брат, не имеет никакого значения, – холодно сказал Сахемоти.

– Мда? А Кагеру так не думает. Верно, мокквисин?

Кагеру, погруженный в свои мысли, вздрогнул и, не удержавшись, бросил на подростка ненавидящий взгляд. Анук перехватил его, и на его лице промелькнуло злорадство.

– Эй, мокквисин! Смотри, костер вот-вот погаснет. Пойди-ка набери сухих веток, да побольше.

Кагеру молча встал и ушел в темноту.

– Подальше, подальше! – крикнул ему вслед Анук, хохоча. – За холм!

– И как тебе не надоест над ним издеваться? – укоризненно сказал Сахемоти. – Ведь знаешь, как он страдает, удаляясь от огня. Еще заболеет, и кто будет его лечить – ведь не ты? Оставь его в покое.

– Никогда! Ха, это только начало! Жду, не дождусь, когда он перестанет быть тебе нужен…

– Мелочная злопамятность – это человеческое чувство. Похоже, твое новое тело на тебя плохо влияет, – пошутил Сахемоти. – Кто мстит мокквисину – мой брат или юный ученик колдуна?

Добродушная шутка старшего брата неожиданно разозлила Анука. «Сколько можно меня поучать, словно я и вправду мальчишка! А я ведь ему равен, мы оба – боги! Точнее, были ими когда-то…» Через мгновение он сам удивился своей злости. В последние месяцы огненному демону порой казалось, что внутри него завелся противный внутренний голосок, словно червяк-древоточец в живом стволе. Голосок подсказывал ему глупые, мелочно-злобные, завистливые и мстительные мысли, и бывший бог все чаще не успевал отделить их от собственных. «Что за ерунда насчет равенства? Не знаешь, так молчи! Мне ли не знать, из каких источников Сахемоти некогда черпал свою силу, сколь велико было его могущество по сравнению с моим ограниченным огненным даром!»

«Вот именно – было»,– успел пропищать невидимый червяк.

Анук ужаснулся своим мыслям.

– Ты как всегда прав, старший брат, – сказал он вслух, чувствуя раскаяние и стыд. – Эй, мокквисин! Иди сюда, хватит шарить в темноте! Костер вовсе не догорает!

Вскоре беззвучно появился Кагеру с охапкой веток, сел на свое место, подбросил ветку в огонь. Смолистые ветки ярко вспыхнули, хвоя запылала огненными метелками. Сахемоти зевнул.

– Пойдем спать, Анук. Время давно за полночь. А то утром сюда рано явятся плотники и начнут стучать топорами…

Братья-боги еще посидели у костра, лениво перебрасываясь репликами, а потом отправились устраиваться на ночь. Анук еще засветло натаскал сухих водорослей под корни самый большой сосны, по сторонам повесил циновки от ветра, и превратил нору в удобный летний шалаш. Кагеру, как всегда, остался дежурить у костра. Мокквисин мог часами сидеть, подкладывая в костер мелкие щепки и смотреть в огонь.

Луна поднималась все выше. С воды потянуло холодом. Цикады одна за другой умолкали. С холма прилетела ошалевшая ночная бабочка, заплясала над костром. Вспыхнули золотом белые крылья, словно цветок, подхваченный вихрем, и исчезли в пламени. Кагеру наблюдал за ней в полудреме. На миг ему почудилось, что это не бабочка, а стрекоза… Стрекоза? Ночью?

Кагеру мигнул. Откуда-то из прошлого явилось невероятно далекое воспоминание. Золотистая драконова стрекоза с радужными крыльями сидит на листе осоки – жвалы так и ходят из стороны в сторону, а маленький черноволосый мальчик не сводит с нее глаз, медленно занося над ней соломенную шляпу…

– … никогда не убивай стрекоз, Кагеру!

– Почему, мама?

– Есть поверье, что стрекоза уведет тебя в Донный мир.

– Как это – в Донный мир?

– Представь, что ты пошел играть в тростники Микавы и заблудился…навсегда.

– Как это – навсегда?

– Тем, кто попал в темную Страну Корней, где правит Праматерь, никогда не найти дороги назад. Кроме того, стрекоза – наш предок.

– О! Правда?!

– Взгляни на фамильный герб на моей черной парадной накидке. Когда ты станешь взрослым, ты тоже сможешь носить этот герб, чтобы стать таким же прекрасным, быстрым и безжалостным к своим врагам, как золотая стрекоза…

«Нет. Довольно!»

Кагеру крепко зажмурился и снова распахнул глаза, стараясь видеть только то, что существовало на самом деле – догорающие ветки, рдеющие угли костра.

«Того мальчика больше нет. Как нет и мокквисина, который охотился на древних демонов и богов, словно на лесных зверей. Я стал подобен собственной тени. Когда-то я был одним из самых могущественных людей Кирима. Пусть об этом мало кто знал – мне не нужна была огласка. Но теперь я потерял власть даже над собой. Это восстановленное магией тело дано мне под залог абсолютного повиновения. Да и тело, словно в насмешку – слабое, ущербное…».

Первые годы после воскрешения Кагеру были наполнены исключительно болью. А когда отступила боль, пришли холод и страх. Мокквисин, прежде никогда и ничего не боявшийся, содрогался при мысли о муках Преисподней Льда – одной из трех адских областей, посмертное путешествие в которую пообещал ему устроить Анук. Ледяной ад в ужасающих подробностях часто являлся ему в ночных кошмарах. Мысль о нем лишала Кагеру даже возможности самоубийства – он не хотел оказаться там раньше времени. Иногда ему казалось, что он уже там.