Лунная нить - Изабель Ибаньез

– Нет, конечно.

– Плохо, – говорит Хуан Карлос.

Я в последний раз пытаюсь отобрать гобелен, но Руми уворачивается. Двери распахиваются, и я плетусь за ним, неотрывно глядя на вытканные серебром слова тайного послания.

КОРОЛЬ-САМОЗВАНЕЦ СТОИТ на тронном возвышении в роскошной тканой накидке и короне из перьев. Вынуждена признать: выглядит впечатляюще. Каталине бы тоже понравилось (если отвлечься от факта, что эта корона украшает голову лаксанца).

Цвет продолжает преследовать меня повсюду. На стенах, на тканях и даже на лицах лаксанцев. Дома все иллюстрийцы носили холодный и освежающий белый. Даже дети. И если честно, в глубине души мне всегда было немного грустно оттого, что они придерживаются таких строгих взглядов в отношении цвета.

На Руми сегодня простые черные брюки, цветной полосатый жилет, кожаные сандалии и шляпа. Наконец похож на члена королевской семьи. Пока он ведет меня к трону, Аток не сводит с нас глаз, но Руми держится очень достойно.

Приблизившись к тронному возвышению, он опускается на колено.

– Да здравствует вечно Верховный владыка Инкасисы…

– Довольно, – обрывает его Аток. – Прочь с дороги, primo.

Руми встает и присоединяется к королевской семье. Я снова обращаю внимание, что среди них нет принцессы Тамайи. По возрасту ей уже положено быть здесь. Странно. Сейчас нам меньше всего нужны неизвестные переменные. Зачем Аток прячет свою сестру? Он чего-то боится?

Аток смотрит на меня сверху вниз с таким видом, будто я – паук, которого можно растоптать.

Слева от него – верховный жрец в длинной темной мантии. Его маленькие черные глазки неотрывно следят за мной. Я не решаюсь встретиться с ним взглядом: до сих пор не могу забыть, как он едва не задушил меня при помощи кровяной магии.

– Кондеса, – холодно говорит Аток, сжимая золотой подлокотник.

– Король Аток.

Он кивает в сторону пустого золотого трона рядом с собой.

– Ты должна молчать.

Я едва сдерживаю возражения. Я поклялась держать себя в руках и отыгрывать свою роль. Каталина и наш народ надеются на меня. Ладно. По крайней мере, я смогла назвать его королем: это уже успех.

Руми неуклюже подбегает ко мне, снова вызывая смех придворных, и вручает гобелен. Я думала, Аток как-нибудь прокомментирует мою работу, но он уже смотрит на дверь в ожидании просителей.

Лекарь встает сбоку от тронного возвышения и бросает на меня выразительный взгляд, очевидно означающий «не опозорь меня». Можно подумать, он сам не позорится, когда паясничает при дворе. Я поднимаюсь по ступеням и занимаю место рядом с Атоком. Напряжение возрастает. Самозванец подозрительно поглядывает на сложенный гобелен у меня на коленях, и я рефлекторно вцепляюсь в ткань еще сильнее. Аток уже собирается что-то сказать, но…

– Они ожидают снаружи, король Аток, – говорит Сайра, и всеобщее внимание сосредоточивается на высоких двойных дверях.

Я выдыхаю с облегчением.

– Впустите первого просителя, – говорит лжекороль.

Его бронзовая рука опускается на подлокотник прямо рядом с моей, и я осторожно отодвигаюсь. Кажется, не заметил. Сейчас он полностью сосредоточен на своей роли: важное лицо, холодная негостеприимная поза. Он сидит на золотом троне словно божество. Но его трон на самом деле весь состоит из огня и лжи.

В отличие от прошлого раза, сегодня аудиенции ожидают только двадцать человек. На скамьях по обе стороны от дорожки, ведущей к трону, сидят лаксанцы в роскошных тканых одеждах. Двое стражей открывают двери, и в зал входит небольшая группка людей, одетых в традиционные наряды Нижних Земель – легкие туники, штаны и добротные кожаные сандалии рыжевато-коричневого цвета.

Инкасиса разделена на Верхние Земли, Эль Альтиплано, и Нижние Земли, Тьерра Баха, – тропические леса у подножия гор, где всегда влажно и тепло. Холодов там не бывает даже в сезон дождей. Аток считает себя властителем всей Инкасисы, но в Нижних Землях по-прежнему остаются племена, у которых есть собственные правители.

Конечно же, все они платят королевский налог. Все, кроме иллари, живущих в джунглях Яну. Согласно легенде, после того как лаксанцы изгнали их из Ла Сьюдад, они скрылись в джунглях и построили там город Пайтити – полностью из золота. Лишь одному из тех, кто пытался найти этот город, удалось вернуться живым сотни лет назад. Но он ослеп, как только вышел из леса, и больше не смог найти дорогу в город. Мануэль всегда мечтал добраться до этого удивительного места.

Сердце сжимается. Знает ли он, что случилось с его матерью? С Софией? Я отгоняю от себя эти мысли и пытаюсь сосредоточиться на людях, пришедших сегодня к Атоку. Возможно, мне удастся узнать что-нибудь полезное.

Просители рассыпаются в любезностях, бесконечно восхищаясь величием и славой узурпатора. Неудивительно, что он такого высокого мнения о себе. Думаю, рано или поздно Аток прикажет отлить гигантскую золотую статую, которая увековечит его незавидную внешность.

– На что ты жалуешься, проситель? – спрашивает Аток, умасленный, словно пирожок, готовый к запеканию.

Посланник из Нижних Земель выступает вперед, почтительно склонив голову. Теребя в руках край сомбреро, он бросает на меня нервный взгляд.

– О Верховный правитель Инкасисы! Я хотел бы пожаловаться на засилье иллюстрийцев в Ла Сьюдад. Они расползлись по городу, словно гнусная зараза.

Я прищуриваюсь и выпрямляю спину.

– Продолжай, – говорит Аток.

– Они нарушают порядок на улицах, – говорит жалобщик. – Воруют еду на рынке, спят на порогах. Некоторые даже пытаются вернуть свои старые… – Он обрывается на полуслове и откашливается. – Отнять наши дома.

Я зажмуриваюсь. Каталина! Скорее всего, она опять пыталась всем угодить: вместо того чтобы действовать, как положено королеве, раздавала слишком большие пайки и израсходовала все запасы. И иллюстрийцы решили взять дело в свои руки. Уставшие, голодные, оставшиеся без сильного лидера, они отправились покорять город, подвергая себя огромной опасности.

Какой кошмар. Но я не могу винить иллюстрийцев, которые покидают крепость в поисках еды. Голод беспощаден.

Я хорошо помню дни после восстания, когда скиталась по Ла Сьюдад и спала на порогах. Я научилась прятаться в туннелях, темных переулках и под широкими мостами. У Каталины такой школы выживания не было. Ее сразу же спрятали от всех ужасов за стенами крепости, в тепле, безопасности и достатке. Всеобщий любимый ребенок. Ей никогда не приходилось бороться за кусок хлеба. Может, мы зря так ее опекали? Может, ей тоже стоило бы поучиться быть сильной? Потому что сейчас ее малодушие может погубить весь наш народ.

– Это, безусловно, проблема, – соглашается Аток с холодной безжалостной улыбкой.

Хочется сорвать с него корону и разбить ему лицо.