Лунная нить - Изабель Ибаньез

– Зачем мне это?

– Для общего развития, – раздраженно отвечает Руми. – У тебя полно времени для чтения. А еще нужно сделать перевязку.

Я обреченно протягиваю руки, чтобы он снова обработал раны уксусом и наложил свежую повязку. Сегодня уже не так больно. Я наблюдаю за его работой. А вдруг он не сдержит обещание? Может, он вообще не собирается искать ткацкий станок. От вопросов он отмахивается. Я не знаю, что делать. Его холодность и равнодушие только подпитывают мою тревогу.

Руми возвращается наверх к своему королю, и я оставляю книгу на полу. Меня не интересует их история. Важно лишь то, что ждет впереди.

Я остаюсь в подземелье. Стражники опять играют в кости. Кто-то меняет масло в факелах. Если удается устроиться поудобнее, я засыпаю на камнях, но чаще просто пялюсь в потолок ночь напролет или пытаюсь размять затекшие ноги. В редкие моменты, когда стража уходит, я отрабатываю основные удары.

В свой следующий визит Руми замечает, что книга по-прежнему лежит у двери. Ничего не говорит, лишь поджимает губы. Что ж, хотя бы какая-то реакция. Убедившись, что у меня есть еда и вода, и сменив повязку, он уходит. Никакого ткацкого станка.

Мне всегда сложно признавать ошибки. Я думала, что поступила умно, заключив с ним сделку. Но на самом деле я сделала очередную глупость. Как можно быть такой наивной? Я поверила, что лаксанец сдержит слово. Сейчас Каталины нет рядом и она еще не знает ничего о моих неудачах, но если я не отправлю ей сообщение в ближайшее время, она и так поймет, что я провалила задание.

В темницу заходят сразу несколько стражников. Ослабев от бессонницы, я даже не сопротивляюсь, когда стражница (одна из немногих женщин, которых я здесь видела) берет меня под мышки и ставит на ноги. Я не могу идти сама, поэтому один из стражей помогает вынести меня из подземелья. От яркого лунного света, проникающего в окна, щиплет глаза, но я с радостью принимаю эту боль. Богиня возвращает меня к жизни, и я наслаждаюсь прохладными лунными лучами, словно утоляя мучительную жажду. Разум проясняется. Взгляд фокусируется. Казалось бы, мелочи, но душа чувствует все.

Стражи Атока возвращают меня в розовую спальню и укладывают в кровать. И первое, что я вижу, осмотревшись, – ткацкий станок прямо посреди комнаты.

Я ВСЕ ЕЩЕ ГРУЩУ, что не смогла забрать свой ткацкий станок – подарок лаксанской няни. Да, я всей душой ненавижу лаксанцев, но не могу сказать о ней ни одного плохого слова. Она практически вырастила меня. Полностью посвятила себя моему воспитанию. И именно благодаря ей я научилась ткать. Она могла сидеть со мной часами, пока я училась делать ромбики или облака; объясняла, как создавать разные фигуры и буквы, переплетая нити основы с нитями уткá то сверху, то снизу.

Давно не вспоминала о ней.

Стражи закрывают за собой дверь, и я встаю, чтобы рассмотреть станок поближе. Такой симпатичный, добротный! Из светлого и темного дерева. Теперь он занимает всю середину комнаты. Перед станком стоит маленький стульчик, а рядом – корзина с аккуратными клубками шерсти, выкрашенными в разные оттенки розового, фиолетового, красного и чернично-синего. Этот станок, кажется, немного больше моего, но ничего страшного. Он прекрасно подойдет.

Лунный свет просачивается в комнату сквозь шторы, насыщая меня живительной энергией. Я обхожу ткацкий станок и распахиваю двери на балкон. Серебристый свет наводняет темную тесную комнату, и она мгновенно преображается в благословенных лучах Луны.

На комоде стоит большая тарелка с едой – киноа с травами, хрустящая картошечка с черной мятой и копченой солью и большой початок жареной кукурузы. Но даже такой аппетитный ужин не соблазняет меня: хочется скорее сесть за станок и придумать новый узор.

От волнения сердце начинает биться быстрее, и я тянусь за клубком белой шерсти. Я привязываю основную нить к верхней и нижней перекладинам и начинаю ткать. Взгляд то и дело падает на корзину с цветной пряжей. Мне следует использовать нейтральные иллюстрийские оттенки… но у меня никогда не было возможности поэкспериментировать. В корзине столько разных цветов… Настоящий бунт. Праздник цвета. Хочется зарыться в пряжу с головой.

Я закусываю губу. Знаю, Каталина хотела бы, чтобы я использовала свою пряжу, но, вероятно, было бы разумнее спрятать послание среди традиционных лаксанских орнаментов. Это вызовет меньше подозрений у Атока и его жреца. Возможно, Аток даже сможет по достоинству оценить гобелен. Или порадуется, что я вообще умею ткать. Жена, которая следует его традициям и преуспевает в лаксанском искусстве, должна вызвать одобрение его подданных.

Я запускаю руку в корзину и вытягиваю нить. Ярко-красная, как спелый помидор. Я выглядываю в окно. Понравится ли это Луне? Позволит ли она сделать пряжу из лунного света, если я буду ткать цветными нитками?

Есть только один способ узнать. Я отодвигаю корзину с белой шерстью и, подавив угрызения совести, вплетаю в гобелен красную нить. Сверху-снизу, сверху-снизу, и так до конца ряда. Потом добавляю арбузный розовый и баклажановый фиолетовый. Сверху, сверху, снизу. Сверху, сверху, снизу – и вот на нижней трети гобелена появляются широкие цветные полосы. Перейдя к середине, я начинаю ткать простой орнамент с ромбами и вплетаю красную нить слева направо. Я знаю наизусть бессчетное количество техник, но эта – моя любимая. Ее я освоила первой.

– Над одной, под тремя, над одной, под двумя, над одной, под двумя и снова сначала, – бормочу я себе под нос. Потом берусь за другую сторону и повторяю то же самое.

Пока я работаю, лунный свет окутывает меня сияющим облаком и становится ярче. Пальцы порхают слева направо и снова обратно. Я заканчиваю ткать красным, перехожу к розовому, и наконец наступает черед лунной нити.

От волнения захватывает дух. Сколько бы я ни использовала лучи Луны для пряжи, энергия магии, наполняющая мои вены, каждый раз вновь поражает меня. Я чувствую, как раны – внутренние и внешние – затягиваются и исцеляются. Я снова становлюсь целой и невредимой. Может, не очень счастливой, но ласковые лучи Луны все же могут очень многое.

Я оборачиваю лунную нить вокруг указательного пальца и сматываю пряжу в сияющий серебристый клубок. Он освещает всю комнату, и все, чего касается лунная пряжа, начинает мерцать мягким белым светом.

Вот теперь начинается настоящая работа. Нужно сосредоточиться, вложить все свои силы и аккуратно вплести в гобелен тайное послание. Время бежит незаметно. Лунный свет мерцает, переливается и пылью оседает у моих ног, пока я работаю. Пылинки ярко сверкают на полу, словно звезды, разбросанные по ночному небу. Проходит несколько часов. Плечи и шея затекают, пальцы перестают слушаться.

И вот наконец я заканчиваю. Лунная нить, сплетенная с обычной шерстью ламы, сверкает и искрится, и сквозь орнамент с ромбами просвечивают слова тайного послания. Только иллюстриец сможет прочитать его:

СВАДЬБА ВО ВРЕМЯ КАРНАВАЛА.

Немного подумав, я добавляю несколько пчелок, вытканных медовой нитью, чтобы отвлечь внимание от послания. Или просто потому, что мне захотелось использовать ярко-желтый цвет. Вплетаю лунную нить для блеска и, наклонившись, рассматриваю свою работу поближе.