Золотые эполеты, пули из свинца - Сергей Зверев

Фридрих Венцлов кивнул, и они поднялись на второй этаж; там австриец, будучи поклонником Терпсихоры и Мельпомены, снимал именную ложу.

Опустившись в кресло, Магда принялась рассматривать зрительный зал в отделанный перламутром театральный бинокль, который достала из сумочки. До начала спектакля оставалось менее пяти минут.

За несколько мгновений до того, как в театральном зале погас свет, Магда заметила, что из ложи напротив кто-то, в свою очередь, направил на нее бинокль. Женщина зябко повела плечами: постороннее внимание почему-то было ей явно неприятно.

Зазвучала увертюра, и вот уже прекрасная музыка Моцарта и дивные голоса зачаровали зал, заставив публику на время забыть о войне и прочих невзгодах.

В антракте Магда фон Дроттнингхольм не захотела покидать ложу; Бледный Фриц, желая угодить даме, решил сходить в буфет, чтобы принести ей монпансье и сельтерскую воду. На выходе из ложи Венцлов чуть не столкнулся с худощавой темноволосой барышней в облегающем зеленом платье. Для австрийки или полячки у нее был неожиданно узкий разрез глаз.

– Наташа, милая! – на русском языке радостно воскликнула незнакомка в зеленом платье, чуть ли не кидаясь на шею Магде. – Вы в Лемберге?! В такое время? Какими судьбами?

Магда фон Дроттнингхольм с недоумением посмотрела на барышню в зеленом.

– Извините, я не понимаю языка, на котором вы говорите, – Магда пожала плечами. Однако на ее лице вспыхнули пятна румянца, правда, практически незаметные в полусумраке ложи.

– Как не понимаете? – заслышав ответ, удивленная барышня в зеленом платье тоже перешла на немецкий, на котором она говорила с заметным акцентом. – Разве вы не Вяземская?! Мы же с вами учились вместе на курсах, я – Лида Татищева, вспомните!

Магда фон Дроттнингхольм вспоминать, однако, не спешила…

Но стоило Фридриху Венцлову, который торопился в буфет – дамы сами разберутся с недоразумением, – прикрыть за собой дверцу ложи, как ее поведение разительным образом изменилось.

– Лидочка, тише, ради всего святого! – проговорила она по-русски полушепотом, но с такой экспрессией, что фраза прозвучала восклицанием. – Я тебя, конечно же, узнала, но я здесь, в Лемберге, тайно!

И в самом деле Наталья Вяземская, назвавшаяся в целях конспирации Магдой фон Дроттнингхольм, сотрудницей гуманитарной миссии Красного Креста, сразу узнала свою бывшую однокашницу по Бестужевским курсам Лидию Татищеву, еще когда заметила, что кто-то разглядывает ее в бинокль из ложи напротив. Это как раз и была Лидочка; она не слишком изменилась за последние три года. Наталья сразу вспомнила, что перед самой войной Лидочка вышла замуж за польского банкира Станислава Ружинского, проживавшего именно в Львове. Это был брак по расчету. И расчет оказался редкостно точным – стоило посмотреть, какой ухоженной и довольной выглядела пани Ружинская.

Лидочка Татищева была глупа, как пробка. Такое, по крайней мере, сложилось о ней мнение у Натальи Вяземской в пору их знакомства и совместного обучения на Бестужевских курсах. Но была Лидуся смазливенькая, с хорошей фигурой и спокойным, ровным характером. Пока молчит – вполне терпима. Даже привлекательна. Каждый год, чуть ли не со дня поступления на курсы, Лидочка собиралась замуж. Но неудачно.

Пока ей, наконец, не повезло: вислоусый степенный поляк, набитый деньгами под завязку, влюбился в прекрасную паненку Татищеву, что называется, по уши, женился на Лидочке и увез ее в Галицию.

Теперь Львов находился на вражеской территории, назывался Лембергом, шла война, и встреча с подругой-бестужевкой была способна здорово повредить Вяземской, открыть австрийцам, кто она такая на самом деле. Лидочка могла подвести Вяземскую не со зла, просто по природной дурости.

Наталья и так безумно рисковала, сунувшись на территорию, оккупированную австрийцами, под чужой фамилией и с липовыми документами сотрудницы Международного Красного Креста. Достать эти документы стоило Вяземской немалых денег и еще больших нервов. Солидная сумма ушла и на приобретение подарков, «наборов помощи» для пленных, которые якобы послал в галицийские лагеря Красный Крест. Но деньги в семействе Вяземских считать не привыкли…

– Натуся, но что ты делаешь здесь, в Лемберге? – придушенным шепотом спросила Лида, глаза которой только что из орбит не вылезали от любопытства.

Пришлось объясняться.

– Я тебе все расскажу, но это – страшная тайна! – Наталья приложила палец к губам. Лидочка торопливо закивала: мол, понимаю, буду нема, как могила. Любопытство пани Ружинской достигло болезненной степени: еще будучи Татищевой, Лидочка обожала тайны и секреты. Тем паче страшные!

– Я ищу своего жениха, графа Щербинина, – тихо продолжала Наталья. – Он воевал на австрийском фронте и пропал без вести два месяца тому назад. Я не верю, что Владимир погиб! Вдруг он в плену?

– Твой жених офицер? Пропавший без вести? Ой, как романтично! Но, постой, Натуся, ведь пленным разрешена переписка. Да, я знаю, их письма цензурируются, но уж сообщить тебе о том, что жив и попал в плен, твой жених мог, разве не так?

Наталья закусила губу: глупенькая Лидочка угодила в больное место. Сообщить ей, своей невесте, что жив? То-то и оно, что мог, но вот хотел ли? И если нет, то по какой причине – вот это волновало Вяземскую сильнее всего. Отвечать на вопрос Лидочки очень не хотелось, но ведь не отстанет…

– Видишь ли, милая… – Наталья помедлила, вздохнула печально, – Владимир за полтора месяца до того, как пропасть без вести, прислал мне с фронта письмо. Очень странное письмо, как будто не он, а другой человек писал. Щербинин вежливо и холодно сообщил, что освобождает меня от всех обязательств по отношению к нему. И никаких объяснений. Каково?

– Неужели? – ахнула пани Ружинская. – После помолвки?

Вяземская кивнула.

– Но я не верю этому письму, – убежденно сказала она. – Я все-таки неплохо успела узнать Володю, это на него не похоже. Если бы он разлюбил меня, если бы встретил другую женщину, он не стал бы скрывать. Ему хватило бы благородства прямо написать мне об этом. Здесь что-то не так! Вот я и хочу разобраться, что именно. Для этого мне нужно найти Владимира, если он жив, и поговорить с ним. Или точно убедиться в том, что мой жених погиб. Что бы там ни было написано в письме, я себя свободной от обязательств по отношению к нему считать не намерена.

– Ой, как романти-ично! – снова протянула Лидия. – А он у тебя красивый?

«Тебе бы, коза неумная, такую романтику!» – сердито подумала Вяземская. Она щелкнула замочком ридикюля, вынула оттуда Библию карманного формата на немецком языке, раскрыла книжку и достала заложенную между страниц фотографию.

– Смотри. Это мы с Владимиром перед его отбытием на фронт.

Люстра на потолке зала стала медленно гаснуть, сейчас должен был начаться второй акт. Дверь распахнулась, в ложу вошел Венцлов.

– Увы, – развел он руками, – из-за этой дурацкой войны пропали из продажи многие привычные вещи. В буфете нет монпансье! Но я принес вам, фрейлейн Магда, и вашей э-э… знакомой по безе. Вот, извольте…