Жизнь графа Николая Румянцева. На службе Российскому трону - Виктор Васильевич Петелин

Гартманом Шеделем, издана в том же, 1493 году в Нюрнберге: 2 тысячи гравюр на дереве с изображением библейских персонажей, портретов исторических деятелей, а также исторических, аллегорических и библейских сцен. Как вы думаете, граф, что я испытывал, листая эту удивительную большеформатную книгу? Непередаваемое чувство зависти к тем, кто написал и издал это вроде бы простое чудо с панорамой Константинополя. Ведь оформлением этой книги занимался и художник Михаэль Вольгемут, учитель великого немецкого художника Альбрехта Дюрера. Не мог не задуматься я – а что в это время делали русские князья и русские люди? Мы, русские, при великом князе Иване III только что, в 1480 году, освободились от татарского ига. И уже в то время я начал собирать книги и документы по истории Древней Руси. Я все время был рядом с императорским троном, даже находясь за границей. И все время искал ответ на вопрос – как возникла Россия. А вот сейчас я в крайнем затруднении, мне трудно понять: что происходит у нас в российской империи? Брожение среди офицеров, победивших непобедимого Наполеона, брожение вокруг Библейского общества, которым увлечен и император Александр, раздоры с православной церковью… Отменят ли крепостное право, как это сделали в Германии и в других государствах, будет ли у нас конституция, как в Польше? Тысячи вопросов возникают, ваше сиятельство, а ответа вразумительного ни от кого не дождешься…

Наступило молчание, которое длилось, может быть, несколько минут. Граф Аракчеев, догадываясь, что этого «вразумительного» ответа ждут от него, ближайшего сотрудника императора, молчал, собираясь с мыслями.

– Как всегда, граф, вы задали мне действительно чудовищно трудный вопрос, на который нелегко ответить человеку, который почти всегда был рядом с императором, начиная с Вильны, где мы с вами много раз беседовали по разным вопросам. Император очень хотел оставаться при армии, но армия этого не хотела. В Москве и Петербурге я тоже был рядом с ним. Я видел, как он был оскорблен, удаляясь от армии, которой командовал князь Кутузов. Я два года был с ним в Европе, я видел, как он радовался своей победе над Наполеоном, даже тогда, когда союзные войска терпели поражение от Наполеона. Он понимал, что это последние всплески французского гения… Окружающие императора Александра видели его противоречивость, он не любил Кутузова, но сделал его главнокомандующим русской армией, он преклонялся перед Екатериной II и потешался вместе с братом над тем, что престарелая бабушка затаскивала в свою постель 22-летнего Платона Зубова, он любил отца, императора Павла, знал о покушении и не помешал убийству его пьяными аристократами…

– Император Александр с юных пор был слишком влюблен в самого себя, часто смотрел на себя в зеркало и сравнивал себя с теми, что окружали его… – сокрушенно сказал граф Румянцев.

– Вы, ваше сиятельство, имеете в виду великого князя Александра, который действительно имел привычку любоваться самим собой, да и Екатерина II восхищалась его красотой и обаянием, и ее фрейлины, и ее фавориты, послы и посланники…

– А когда он женился на баденской принцессе Луизе, ставшей великой княгиней Елизаветой Алексеевной, ему едва исполнилось 15 лет. Они постоянно развлекались, играли в ребячьи игры.

– Это соответствовало их возрасту. Беда в другом, Николай Петрович, в их малолетстве и в любовной неопытности, они не удовлетворяли друг друга, он не получал удовольствия от любовных утех, а она не знала, что нужно сделать в этом случае. И он вскоре охладел к обаятельной Елизавете… А у нее вскоре появились взрослые любовники – князь Адам Чарторижский и поручик Охотников. В Гатчине, после орудийных залпов и строевой муштры, в нашем кругу часто говорили о великом князе и великой княгине. Один из знатных порученцев малого двора записывал в дневник о самолюбовании великого князя, о так называемом нарциссизме, расцветающем от восторженных похвал, которыми его осыпают со всех сторон: «В течение октября и ноября поведение Александра Павловича не соответствовало моему ожиданию. Он прилепился к детским мелочам, а паче военным и, следуя прежнему, подражал брату, шалил непрестанно с прислужниками в своем кабинете весьма непристойно. Всем таковым непристойностям, сходственным его летам, но не состоянию, была свидетельницею супруга. В рассуждении ее также поведение его высочества было ребяческим: много привязанности, но некоторый род грубости, не соответствующий нежности ее пола». Беда в том, что великий князь не обладает страстным темпераментом, она же романтичная и стыдливая, она не способна ответить на его ласки. Он слишком влюблен в самого себя. Оставшись наедине с женой, он не знал, о чем с ней говорить, ее достоинства не обольщали его. И он скучал, так что ребяческие игры великого князя можно понять. Так что великий князь не ревновал свою жену, когда за ней начинает ухаживать 24-летний князь Платон Зубов: пресытившись ночными вахтами в покоях ее величества, он с радостью мечтает о прелестях недозрелой женщины. И здесь великий князь Александр остается самим собой: надо бы поставить на место зарвавшегося Платона Зубова, а он беспечно с ним гуляет, понимая, что нельзя рассердить императрицу, которая ничего не знает и сочтет, что без всякой причины дурно обращаются с человеком, удостоенным ее благосклонности. Невероятно трудно держаться середины при дворе, столь злом и коварном, как наш…

– Ваше сиятельство! – воскликнул Румянцев. – У вас словно копилка фактов о великом князе Александре. Вы пишете его биографию?

– Нет, не пишу. Но я постоянно, а это уже больше двух десятков лет, служу императору Александру, знаю его великие и слабые стороны, знаю его характер, знаю его привязанности, его влюбчивость, но чаще всего это обман, женщины готовы с ним пойти до конца, но неожиданно он, так сказать, уплывает из этих объятий, не дойдя до падения, до греха.

– А множество абортов Анны Нарышкиной?

Граф Аракчеев снисходительно улыбнулся, с удивлением качая головой.

– Извините, ваше сиятельство, это у меня сорвалось. Только недавно в Петербурге судачили об этом. Много лет уже прошло после этого, но от людей ничего не скроешь.

Прошло несколько часов увлекательной беседы. Дворецкий уже не раз приглашал хозяина и знатного гостя к ужину, но граф Румянцев отмахивался, а Алексей Андреевич кивал.

После ужина вернулись в кабинет, и разговор между графом Румянцевым и графом Аракчеевым принял совершенно другой характер.

Граф Румянцев своими неожиданными упоминаниями об императоре Александре растревожил душу Алексея Аракчеева. Он бы мог показать графу Румянцеву письма императора Павла Петровича и его наследника великого князя Александра, в которых неизменно подчеркивалось полное доверие к нему за исполнение их указаний. Аракчеев был жестким последователем правления императора Павла, при нем