Врата Смерти - Стивен Эриксон

Скрипач поймал на себе взгляд Калама.

— Прости, капрал, но надо покончить с мятежом на твоей родине. Я хочу вернуться в Семиградие.

Калам протянул ему окровавленную руку.

— Только уцелей. Это все, о чем прошу.

Сапер кивнул.

— Неудивительно, что с такими солдатами мы завоевали полмира, — сказал Повелитель Теней. — Нет, Скрипач, я не шучу. На сей раз говорю совершенно серьезно. Правда, Ласэна недостойна столь верных солдат, но речь сейчас не о ней. Когда туман рассеется, ты окажешься возле таверны «Улыбка».

— Это мне по нраву. Спасибо, Келланвед.

Через мгновение исчез и Скрипач.

— Надеюсь ты понял, Повелитель Теней, что я не сделаю новых попыток убить Ласэну? Моя охота окончена. И вас с Котиллионом хочу предупредить: не вмешивайтесь в наши дела. Оставьте империю заботам императрицы. У вас есть свой мир.

— Он хочет нас предупредить! — Бог почти вплотную подошел к Каламу. — Возьми свои слова назад, Калам, иначе пожалеешь. Мы ведем себя так, как нам нравится. Не забывай об этом, смертный.

Минала встала рядом с Каламом, положив дрожащую руку на его здоровое плечо.

— Меня всегда пугали посулы богов, — шепнула она. — Особенно когда они зовут в свои чертоги.

Калам молча кивнул.

— Напрасно вы оба упрямитесь, — сказал им Повелитель Теней. — Мое предложение остается в силе. Может, вы находите этот мир мрачным и унылым? На самом деле это тихое и, я бы сказал, святое место. Только здесь и обосноваться мужу с женой… Ха-ха! Я неправильно выразился. Отцу с матерью. Самое приятное — даже не надо ждать, пока у вас появятся дети. Апт уже нашел вам детей! И предостаточно!

Туман рассеялся. За спиной Апта на макушке пологого холма виднелось скопище шатров. От очагов поднимались струйки дыма. Между шатрами мелькали детские фигурки.

— Ты сокрушался, что мятежники их казнили, — с язвительным ликованием продолжал Повелитель Теней. — Во всяком случае, Апт мне так сказал. Как видишь, детки снова живы. Ваши дети ждут вас, Калам Мехар и Минала Эльтроб. Их тысяча триста. Поистине вы — счастливые родители!

Мэль, древний бог, — твой жрец мечтает вздыбить океан.

Сумерки. Сетан

Взорвавшись пылью, вращающийся туннель магического Пути Дриджны вывел их на равнину. Взору Шаик открылось пространство, покрытое жесткой почерневшей травой. Проехав еще немного, она осадила лошадь. Груды камней, беспорядочно раскиданные повсюду, оказались трупами. Место, по которому ехала Шаик, было полем битвы, местом последнего сражения между Корболо Дэмом и Кольтеном.

Травы почернели вовсе не от палящего солнца, а от запекшейся крови. Над полем вились бабочки-плащовки. По разлагающимся телам воинов ползали мухи. В отличие от людей зловоние ничуть им не мешало.

— Души, порванные в клочья, — тихо произнес за ее спиной Геборий.

Шаик обернулась к старику, затем махнула ехавшему рядом Леому.

— Возьми отряд и поезжай, взгляни, что там впереди.

— Впереди только смерть, — сказал Геборий. Невзирая на жаркое солнце, его трясло.

— Мы и так уже окружены ею, — заметил ему Леом.

— Нет. Это пустяки. Дальше еще страшнее.

Бывший жрец Фенира устремил незрячие глаза на Шаик.

— Корболо Дэм… что он наделал?

— Вскоре узнаем, — бросила в ответ Шаик, велев Леому ехать на разведку.

Армия Дриджны покидала портал. Всех своих магов Шаик поставила командовать крупными полками, разделив их и удалив от себя. Каждый из них был раздосадован ее решением; каждый напрягал магическое зрение, стремясь первым уловить то, что ожидало впереди. И содрогался. Сначала Леорик, потом Бидиталь и, наконец, Фебрий. Здесь их мнения были на редкость единодушны: впереди лежало нечто ужасное.

— В тебе что-то дрогнуло, девочка, — пробормотал Геборий. — Ты все-таки сожалеешь о сделанном выборе?

«Да, старик. Я сожалею о многих своих опрометчивых поступках. Тогда, в Анте, я крупно поссорилась с Таворой, едва не плюнув ей в лицо. Я и подумать не могла, чем обернется для меня наша ссора. Со всей яростью ребенка, которому сделали больно, я обвинила сестру в убийстве наших родителей. Я кричала, что вначале она свела в могилу отца, а затем и мать…»

— Нет, Геборий, не сожалею. У меня теперь есть дочь. Шаик почувствовала, что старик не сразу и даже с какой-то внутренней болью воспринимает ход ее рассуждений. — Я дала ей имя, — продолжала она.

— Ты мне еще не говорила об этом.

Геборий произносил свои слова так, будто ступал по очень тонкому льду.

Леом с отрядом скрылись за вершиной ближайшего холма. Пространство за холмом было подернуто слабой дымкой, и пока Шаик оставалось лишь гадать о ее происхождении.

— Знаешь, Геборий, моя дочь молчалива. Говорит редко, но когда я слышу ее речь… у нее поэтический дар. Наверное, и я могла бы стать такой же… при иных обстоятельствах.

— Поэтический дар? Возможно, для тебя это дар, а для нее он может обернуться проклятием. Есть люди, которые одним своим присутствием способны внушать восхищение или ужас. Но сами они от этого страдают. Зачастую они бывают очень одиноки. Им одиноко даже с собой.

На вершине холма появился Леом. Он сидел в седле и ждал, когда Шаик и армия приблизятся к холму. Еще через какое-то время к нему подъехал отряд всадников. Их знамена не были знакомы Шаик. Двое подъехавших привлекали ее особое внимание. Она уже знала, что это Камист Рело и Корболо Дэм.

— Моя дочь не будет одинокой, — сказала Шаик, продолжая разговор с Геборием.

— Ты так думаешь? Насколько я чувствую эту девочку, ей больше нравится наблюдать за происходящим, чем становиться его частью. Уединенность — ее естественное состояние.

Тронув поводья, Шаик направила лошадь к вершине холма.

— Я хорошо понимаю уединенность, старик. И ценю ее.

— Должно быть, ты назвала ее Фелисиной?

— Да. — Шаик обернулась и поглядела в его незрячие глаза. — Прекрасное имя, разве не так? Оно обещает лучшее будущее. Моя дочь смотрит на мир доверчивыми, широко раскрытыми глазами. Я наслаждаюсь, видя ее невинность.

— А меня невинность других давно не умиляет, — сдавленно произнес Геборий.

По впалым щекам бывшего жреца Фенира катились слезы.

«Да, старик. Ты давно забыл, что такое невинность, чистота юности, полная ожиданий. Чего ждать, когда жизнь преподносит одну потерю за другой?»

— Не надо горевать, Геборий, — попыталась утешить его Шаик. — Рано или поздно мы все меняем невинность на жизненный опыт.

Задумайся Шаик чуть-чуть над своими словами, она бы поняла, что они ужалят старика еще больнее, чем слова о приемной дочери. Геборий задрожал, будто песчаный человечек, готовый рассыпаться. Шаик хотела было положить ему руку на плечо, но поспешно отдернула, зная, что сделает только хуже.