Гибель гигантов - Кен Фоллетт

— У нас экономическая и финансовая мощь.

— Действительно, Антанта должна нам очень много, но я не уверена, что это дает нам какое-то преимущество. Есть поговорка: «Должен сто долларов — ты во власти банка, должен миллион — банк в твоей власти».

Да, что задача Вильсона может оказаться сложнее, чем это представлялось издалека.

— Ну а что же общественное мнение? Вы видели, какой прием оказали Вильсону в Бресте. Народы всей Европы надеются, что он создаст мир, в котором не будет войн.

— Вот это его самая сильная карта. Люди устали от бойни. Их девиз «Никогда больше!» Я очень надеюсь, что он сможет им дать то, чего от него ждут.

Они попрощались. Гас долго лежал без сна, думая о Розе. Он не встречал еще женщины умнее. И потом она красива. Разговаривая с ней, забываешь о ее уродстве, думал Гас.

Роза не питала иллюзий относительно конференции. И все, что она говорила, было верно. Но Гас рад, что оказался в делегации, и ему достанет сил воплотить мечты президента в жизнь.

Ранним утром он выглянул из окна. По пути следования поезда стояли толпы народа. Было еще темно, но люди были хорошо заметны в свете фонарей. Их были тысячи, понял он: мужчины, женщины, дети… Не было приветственных криков, они просто молча смотрели на поезд. Мужчины и мальчики стояли, сняв шляпы, и этот жест уважения тронул Гаса. Они прождали полночи, чтобы увидеть проезжающий поезд, везущий человека, который поможет обеспечить им мир.

Декабрь 1918 — февраль 1919 года

Подсчет голосов провели через три дня после Рождества. Эт и Берни Леквиз стоя ждали результата голосования в муниципалитете Олдгейта — Берни на сцене, в своем лучшем костюме, Этель — в зале, среди зрителей.

Берни проиграл.

Он держался мужественно, а Этель расплакалась. Для него это было крушение мечты. Может, это и глупая мечта, но ему было больно, и ее сердце разрывалось от жалости.

Победителем стал либерал, поддерживавший коалицию Ллойда Джорджа, — кандидата от консерваторов поэтому не было, и консерваторы голосовали вместе с либералами. Такую комбинацию лейбористам было не осилить.

Берни поздравил соперника и спустился со сцены. Товарищи по партии предложили выпить по чуть-чуть, но Берни и Этель пошли домой.

— Эт, я не гожусь для такого дела, — сказал он, когда она поставила на огонь чайник.

— Ты хорошо поработал, — сказала она. — Но этот чертов Ллойд Джордж нас перехитрил.

Берни покачал головой.

— Я не лидер. Я могу думать, планировать… Снова и снова я пытался говорить с людьми так, как это делаешь ты, вдохновлять, чтобы они загорались энтузиазмом, — но у меня не выходило. А когда они слушают тебя — они в тебя влюбляются. Вот в чем разница.

Она знала, что он прав.

На следующее утро в газетах сообщалось, что по всей стране результат выборов такой же, как в Олдгейте. Коалиция получила 525 мест из 707 — за всю историю парламента подобное было лишь несколько раз. Народ голосовал за человека, победившего в войне.

Этель была глубоко разочарована. Страной правили те же, кто и раньше. Политики, по чьей вине погибли миллионы, торжествовали, будто сделали что-то замечательное. Но чего они добились? Боль, голод, разруха… Десять миллионов мужчин и мальчишек убиты ни за что.

Единственный проблеск надежды был в том, что партия лейбористов улучшила свое положение: у них было сорок два места, а теперь они получили шестьдесят.

Пострадали в результате антиллойдджорджевские либералы. Они победили лишь в тридцати округах, и сам Асквит потерял место.

— Возможно, это конец партии либералов, — сказал Берни за ланчем, намазывая хлеб жиром. — Они не оправдали надежд народа, и теперь оппозиция — лейбористы. Может, это наше единственное утешение.

Когда они собрались идти на работу, принесли почту. Пока Берни завязывал Ллойду шнурки, Этель просмотрела письма и нашла письмо от Билли, написанное их шифром. Она села за кухонный стол и стала расшифровывать: подчеркивала значимые слова карандашом, а потом выписала в блокнот. По ходу расшифровки она все больше волновалась.

— Ты же знаешь, что Билли в России? — сказала она Берни.

— Ну да.

— Он пишет, наша армия будет там сражаться против большевиков. Там есть и американцы.

— Меня это не удивляет.

— Да, но послушай, — сказала она. — Мы знаем, белым не справиться с большевиками — но что если к ним присоединятся иностранные армии? Что угодно может случиться!

Берни задумался.

— Они могут вернуть монархию.

— Значит, будет лучше, если мы об этом расскажем, — сказала Этель. — Я напишу статью.

— Кто возьмется ее печатать?

— Посмотрим. Может, «Дейли геральд»… — «Геральд» была газетой левых. — Отведешь Ллойда к няне?

— Да, конечно.

Этель минутку подумала и потом написала на верхней строке листка:

«Руки прочь от России!»

II

Прогулка по Парижу вызвала у Мод слезы. Вдоль широких бульваров громоздились кучи обломков — в тех местах, где упали немецкие снаряды. Там, где стекла вылетели, окна были заколочены досками. Глядя на это, Мод с болью вспомнила о своем красавце-брате и его изуродованном лице. В рядах деревьев, обрамлявших улицы, зияли бреши — там, где древний каштан или благородный платан были принесены в жертву ради древесины. Половина женщин носили черное — у них был траур, а на перекрестках искалеченные солдаты просили подаяние.

Мод плакала и о Вальтере. Ответа на ее письма не было. Она запрашивала разрешение поехать в Германию, но это было по-прежнему невозможно. Оказалось достаточно трудно добиться и выезда в Париж. Она надеялась, что Вальтер приедет сюда с немецкой делегацией, но от Германии делегации не было: побежденные страны на мирную конференцию не пригласили. Страны-победители намеревались обстоятельно проработать соглашение в своем кругу, а проигравшим представить договор на подпись.

В Париже было плохо с углем, и во всех гостиницах постояльцы мерзли. Мод остановилась в «Мажестик», где проживала английская делегация. Опасаясь французских шпионов, англичане заменили весь персонал гостиницы своими соотечественниками. Соответственно, еда была ужасной: на завтрак давали овсянку, овощи были разваренные, кофе плохой.

Закутавшись в старую, еще довоенную шубку, Мод отправилась в ресторан «Фуке» на Елисейских полях на встречу с Джонни Ремарком.

— Спасибо, что устроили мне выезд в Париж, — сказала она.

— Для вас все что угодно! Но почему вы так хотели сюда попасть?

Правду говорить она не собиралась, уж меньше всего — такому любителю посплетничать.