Пять семей. Взлет, падение и возрождение самых могущественных мафиозных империй Америки - Селвин Рааб

своим адвокатам за столом защиты, он жевал жвачку или беспрестанно перекусывал остатками обеда или конфетами. Диабетик, в перерывах между дачей показаний он использовал медицинское оборудование, чтобы проверить уровень сахара в крови и кровяное давление.

Судебные заседания, которые обычно длились до восьми часов, казалось, тяготили Массино; его лицо становилось все более меловым и изможденным, когда свидетели-отступники и бывшие агенты ФБР воспроизводили разговоры и инциденты, рассказывающие о его деятельности за тридцатилетний период. Это была судебная версия «Это твоя жизнь», где обвинение демонстрировало огромную доску с шестьюдесятью фотороботами и десятками фотографий с камер наблюдения мертвых и живых мафиози, предположительно связанных с его восхождением в преступный мир. Вместо того чтобы услышать имена, присяжным пришлось привыкать к тому, что мафиози предпочитают обозначать друг друга заумными прозвищами: Марти Бопалоне, Луи Ха Ха, Томми Карате, Джо Бинс, Луи Бублик и Питер Рэббит.

Обладая почти одинаковыми биографиями, семь главных перебежчиков обвинения представляли собой сводную хронику мафиозной культуры конца XX века. Все они были детьми из городских семей рабочего класса, не получили формального образования, рано и охотно завербовались и все стали успешными и богатыми мафиози. Их истории демонстрируют, что невежество не было препятствием для продвижения в мафии. В качестве примера можно привести Джеймса Тартальоне, который показал, что с трудом понимал прочитанное, не мог вспомнить соответствующие даты и не знал, что «Коза Ностра» по-итальянски означает «Наше дело». Он думал, что это означает «друзья». Лишь один из семерых проявил проблеск раскаяния в убийствах и других кровавых событиях, охвативших их жизнь. Фрэнк Лино расплакался, вспоминая засаду на трех капо. Однако в том эпизоде он сам был почти жертвой, а не наемным убийцей. Все они были согласны с Тартальоне в том, чтобы устроить бандитскую расправу: «Либо он, либо я. Если я не подчинюсь приказу, убьют именно меня».

Стремление «Брейтбарта» уколоть и опровергнуть рассказы перебежчиков об истории Массино вылилось в ожесточенные дуэли с Андресом. Поначалу председательствующий в окружном суде США судья Николас Гарауфис сдерживал противников, используя свой дар остроумных, ущемляющих эго наставлений. По мере того как перекрестные допросы становились все более острыми, препирательства между Брейтбартом и Андресом усиливались. Прокурор жаловался, что Брейтбарт искажает факты и произносит неподобающие, сценические фразы в адрес присяжных, унижая и ложно характеризуя ответы свидетелей. В ответ Брейтбарт заявил, что Андрес очернил его репутацию, и в какой-то момент потребовал отмены судебного разбирательства, заявив, что ограничения, наложенные судьей на его вопросы и поведение в суде, создали «невозможный климат для моего клиента».

Невозмутимый судья с готовой улыбкой, который иногда сидел на возвышенной скамье судьи без своей официальной черной мантии, Гарауфис упрекнул обоих противников: «Попридержите языки, а то будут штрафы». Его самое резкое порицание было направлено на Брейтбарта. Однажды судья резко остановил перекрестный допрос и выгнал присяжных из зала, потому что Брейтбарт проигнорировал его указания по поводу некорректных вопросов. «Ваш сарказм сочится из ваших уст», — сказал Гарауфис, приказав Брейтбарту сесть и перестать жаловаться на то, что его решения были предвзятыми по отношению к Массино.

В течение девяти недель обвинение представило парад из семидесяти восьми свидетелей и более трехсот вещественных доказательств, фотографий и аудиозаписей. Единственным свидетелем защиты был агент ФБР, вызванный для того, чтобы дискредитировать Витале, продемонстрировав незначительное несоответствие между показаниями Витале и информацией, которую он ранее предоставил на допросе. За пределами суда Брейтбарт, которому во время процесса исполнилось шестьдесят пять лет, уверенно заявил, что его перекрестные допросы выиграли дело, и опровергающие показания не потребовались.

Последним шансом Брейтбарта было выступление перед присяжными, и самым тяжелым препятствием для него было развенчание совокупности показаний семи «отступников». Он обвинил ФБР и прокуроров в том, что они придумывали и приукрашивали обвинительные заключения с помощью неблаговидных информаторов, чтобы оправдать череду дорогостоящих и неудачных расследований в отношении Массино на протяжении трех десятилетий. Несмотря на многочисленные попытки электронного подслушивания, отметил он, ФБР так и не удалось добиться ни одного инкриминирующего слова из уст Массино, ни отпечатков пальцев, ни других вещественных доказательств, уличающих его в преступлении. Чтобы заполучить Массино, утверждает Брейтбарт, правительство исказило правосудие, пообещав свободу или легкие приговоры социопатам, ответственным в общей сложности за восемнадцать убийств. «Эта группа людей — самая эгоистичная, самая высокомерная и самая коррумпированная из всех, кого когда-либо собирали вместе в истории суда, — заявил он присяжным. — Отдайте нам Джо Массино и можете идти домой».

Едва заглядывая в свои записи во время пятичасового выступления, часто ища глазами присяжных, адвокат больше всего яда выплеснул на Витале, назвав его «сумасшедшим безумцем, презираемым своими людьми», который «ненавидел Джо Массино». Молчаливо признав, что Массино был боссом мафии, Брейтбарт попытался использовать это признание, чтобы перевернуть представление обвинения о том, что заказывать убийства мог только крестный отец. Поскольку семь убийств, в которых обвиняется Массино на этом процессе, произошли до того, как он стал боссом в 1992 году, адвокат настаивал, что только этот факт доказывает его невиновность. Ссылаясь на структуру власти Козы Ностра и ее командные правила, Брейтбарт утверждал, что Массино, который был капо до 1992 года, не имел полномочий отдавать приказы об убийствах. Он пытался переложить вину и ответственность за преступления на предыдущего главаря, Фила Растелли, и других авторитетов Бонанно. Парадоксально интерпретируя улики, он охарактеризовал правление Массино как благостное и без кровопролития. «Он демонстрировал любовь к жизни, а не к смерти», — заявил Брейтбарт.

На протяжении всего процесса Андрес и два других государственных обвинителя, Роберт Хеноч и Митра Хормози, добивались от отступников показаний о том, что Массино был фактическим боссом задолго до своего официального назначения. Предвидя претензии защиты, Хеноч во вступительном слове к присяжным заявил, что при Массино «если ты облажался, тебе не ставили плохую отметку в табеле; неудача каралась смертью».

Выступая с частью резюме обвинения, Хормози возложил вину за удары по контракту на Массино. «Кто-то может сказать, что человек, отдающий приказы или решающий, жить кому-то или умереть, несет большую ответственность, чем тот, кто нажимает на курок».

В энергичном опровержении аргументов Брейтбарта Андресу пришлось связать воедино все нити огромного дела обвинения. Защищая использование дезертиров как необходимое зло для устранения мафиозных боссов, он перечислил убийства и уголовные преступления, которые невозможно было раскрыть без их признания. Он признал, что дезертиры были эгоистичны и стремились выбраться из тюрьмы, но пообещал, что все они будут осуждены. «Они преступники, убийцы, часть преступного предприятия — предприятия этого человека, — заключил он, указывая на Массино, — единственного, кто еще не