Медленные пули - Аластер Рейнольдс

Я покачала головой:

– Это мне не подходит.

– Слишком жутко?

– Слишком легко. Он ведь уже будет мертв.

Беспорядки начались со стычки между двумя соседними группами рабочих, поспоривших из-за участка стены. Спор перешел в рукоприкладство, а потом в него втянулись соседние группы. Вспыхнула беспорядочная драка, коридоры были забиты так плотно, что миротворцы Троицы не скоро получили шанс навести порядок. Прад с его людьми сделали все, что смогли, пытаясь остановить дальнейшее распространение беспорядков: закрыли внутренние двери и выключили в коридорах свет. Но к тому времени кровь уже пролилась. Любой инструмент, достаточно острый для того, чтобы оставить отметину на металле, достаточно остр и для того, чтобы рассечь плоть. Такова его природа. Многие получили колотые и резаные раны. Один человек потерял глаз.

Когда драку уже разняли и коридоры убрали, я отправилась вместе с Йесли посмотреть, из-за чего вспыхнула заварушка.

– Не понимаю, почему они подрались из-за стены, – сказала по пути Йесли. – Мы же только-только взялись за работу. Зачем понадобилось драться, когда почти все стены еще чисты? Отложили бы драку до тех пор, когда мы доберемся до последнего уголка!

– Вот поэтому, – сказала я.

Слова были неглубоко выцарапаны в металле. Строчка за строчкой тянулись на шесть-семь метров стены. Нацарапанные буквы сверкали строгой серебряной чистотой. Надпись была сделана довольно аккуратно – лучше, чем некоторые обязательные тексты, – но по-прежнему свидетельствовала о том, что здесь писали по очереди несколько человек.

– Эта надпись сделана не по плану, – нахмурилась Йесли. – Я не узнаю этих слов, но…

– Я узнаю, – сказала я. – Это начало Книги. Нашей Книги, той, которую читали люди Периферийных Систем.

– Ты уверена?

– Я знаю эти слова, Йесли. Я выросла с ними.

– Не думала, что ты так горячо веруешь, Скар.

– И правильно. Но мои родители веровали. – Я подождала немного. – Я говорила Праду об этом. Он сказал, что в памяти корабля не сохранилось текста Книги. Что все было утрачены из-за неполадок.

– Ты ему веришь?

– Да, пожалуй. – Но что-то в голосе Йесли заставило меня занервничать. – Хочешь сказать, что Прад лжет? Что Книга – наша или их – до сих пор хранится в памяти?

– Сомневаюсь, что Книги уцелели. Но я думаю, что исчезли они стараниями Прада или еще кого-нибудь из техников. – Йесли помолчала. – Ему никто этого не приказывал, но я, пожалуй, согласна с его решением. Кто бы это ни сделал, он поступил правильно. Книги порождают слишком много розни. – Она внимательно взглянула на меня. – Ты же сама видишь. Эти люди подрались не из-за стихов и не из-за научного труда. Они подрались из-за Книги. Твоя сторона, их сторона – дурацкие разногласия по поводу интерпретации.

– Книга прекрасна, Йесли.

– Но она нас убьет. Хоть твоя, хоть их – без разницы. Эти знания должны уйти. Мы не можем сохранять их. Это было бы ужасной ошибкой.

– Некоторые хранят ее в памяти, – сказала я. – Кто знает, может, даже и целиком. Я заучивала отдельные отрывки, притчи, но существуют люди, посвятившие жизнь тому, чтобы выучить Книгу наизусть.

– Не буду спорить – это действительно прекрасный подвиг благочестия. И я уверена, что в ее словах заключена огромная благодать и мощь. Огромная мудрость и человечность – наряду с невежеством, предрассудками и любовью к ненужному риску. Все лучшее и худшее, что есть в нас. Но это ничего не меняет. Человек уже лишился глаза из-за нее, Скар! У нас появился шанс оставить разделяющие нас слова позади, – так почему же не сделать этого?

– Что ты предлагаешь?

Йесли провела пальцем по яркой, высеченной на стене надписи:

– Не слишком глубоко. Можно заполировать и снова сделать стену чистой.

– А как быть с людьми, которые это писали?

– Их предупредят, чтобы они больше так не поступали, но не думаю, что мы будем требовать реального наказания. – Она отступила на шаг и приложила палец к подбородку, словно художественный критик в галерее. – Надписи прекрасно выполнены, разве не так? Мы не можем себе позволить терять таких хороших писцов.

– Они не откажутся так просто от своих верований.

– Откажутся, если их заставить, – сказала Йесли.

Полдня спустя Троица издала указ. Надписи религиозного содержания строго запрещены, если только они не являются частью предписанных текстов. Никому не разрешалось наносить их самостоятельно. Если кого-нибудь застанут за этим занятием, его заставят отполировать стену до изначального состояния – помимо написания заданного количества текста. Никаких исключений и послаблений не предусматривается ни для одной из сторон.

Я не знаю, чего Спрай, Йесли и Сакер надеялись добиться этим указом. Безропотного повиновения? Если так, они недооценивали то, насколько Книга пронизывала собою ограниченные маленькие жизни отребья вроде меня. Особенно меня удивил Спрай. Война сильно изменила его, сделала непохожим на обычного солдата.

Это было серьезной законотворческой ошибкой.

Охота на Орвина на время объединила нас. Поиски Мураш дали нам новую цель, а запись информации – еще одну. Этих задач оказалось довольно, чтобы люди, принадлежавшие к разным сторонам, работали вместе или хотя бы терпели друг друга. Союзники и враги, друзья и преступники. Солдаты и гражданские. Мы нашли способ позабыть наши различия и взаимные подозрения. На время.

Из-за указа Троицы пропасть снова разверзлась.

Все началось с того, что рабочие группы отказались писать обязательные тексты. Часом больше, часом меньше – вроде бы ничего серьезного. Но целый потерянный день равнялся тысячной части оставшегося у нас времени. Тысячная часть тех знаний, которые мы могли спасти, теперь была утрачена навсегда.

Если бы все ограничилось вставшей работой, переговоры и разумные доводы могли бы еще исправить положение.

Но все не ограничилось этим. Новая вспышка насилия, еще яростнее прежней, охватила немалую часть корабля. Верующие против верующих, неверующие против правоверных. Вспышка немотивированной ненависти. Я была потрясена собственной наивностью, заставившей меня думать, что худшая вражда уже позади.

Я ошиблась.

После первой смерти я поняла, что́ должна сделать. Возможно, все продолжалось бы по-прежнему, но ничего другого мне не оставалось.

– Мне нужна твоя помощь, – обратилась я к Праду.

– Так мы разговариваем снова?

– Я прошу прощения за то, что наговорила. Это было необоснованно. Просто… гнев. Мне требовалось выплеснуть его на кого-нибудь. Ты оказался ближе всех.

– Но все-таки в твоих словах была правда. Мы разные. Я не знал войны.

Я кивком указала на ближайший экран, показывающий расползающийся по кораблю хаос: коридоры и комнаты, полные дерущихся людей, окровавленные тела – все без сознания или хуже того.