Тайный агент Её Величества. Книги 1-5 - Алла Игоревна Бегунова

Не очень-то верила Аржанова в искренность ханского вельможи, хотя он выставлял себя невинным, как агнец небесный. По большому счету, его дружба с турками в настоящий момент значения уже не имела, ибо османы покинули этот регион навсегда. Анастасия желала внушить ему другое. Русским известно решительно все, отпираться бесполезно. Но следуя человеколюбию, свойственному императрице, они могут забыть про измену и предлагают ныне продолжить сотрудничество, для того должен Джанибек-мурза в начале апреля сего года приехать в Карасу-Базар и принять участие в собрании беев и мурз. Цель собрания — отречение от престола Шахин-Гирея.

От неожиданности высокостепенный обитатель Джафар-Берды выронил из рук мокрый платок и взглянул на русскую дворянку подозрительно. Уж не ослышался ли он? Русские всегда поддерживали Шахин-Гирея и вдруг вознамерились его сместить. Сие звучало совершенно неправдоподобно.

— Хотите, достопочтенный мурза, я поклянусь в этом? — предложила Аржанова, видя его смятение.

— На Коране? — неуверенно спросил он.

— Можно и на Коране. Если вы, конечно, сделаете это вместе со мной и сейчас…

В «селамлык» привнесли фамильную реликвию рода Барын — священную книгу мусульман, великолепно оформленную, в кожаном переплете, с цветными рисунками на полях, с каллиграфически написанным от руки текстом. Джанибек-мурза в бесконечном удивлении наблюдал, как молодая женщина почтительно взяла Коран в руки, привычно перелистала его страницы, быстро нашла суру шестнадцатую «Пчелы», в ней аят девяносто шестой, и громко прочитала:

— Не обращайте же своих клятв в обман между собой, чтобы не поскользнулась ваша нога после того, как стояла твердо, а то вы используете зло от того, что уклонились от пути Аллаха, и вам — великое наказание.

— Я согласен, — сказал татарин…

Очень долго добирался до Крымского ханства надворный советник Сергей Лазаревич Лашкарев, назначенный вместо Веселитского постоянным представителем России при дворе Шахин-Гирея. С места прежней службы — генеральный консул в Бухаресте — он выехал в конце 1782 года и в Санкт-Петербург прибыл в январе 1783-го. Здесь обязали его регулярно являться в Государственную коллегию иностранных дел, на совещания к вице-канцлеру графу Остерману. В столице решали, какой должна быть политика империи в отношении крымско-татарского государства в ближайшие год-два.

Контуры этой политики проступали медленно, как берега в тумане. Поскольку русские, переловив зачинщиков мятежа, немедленно восстановили в Крыму систему почтовых станций, то донесения оттуда военных, чиновников и «конфидентов» начали поступать регулярно и в два раза быстрее, чем прежде. Их изучали и сравнивали. Также анализировали отчеты дипломатических миссий из европейских столиц и рапорты чрезвычайного посланника и полномочного министра в Константинополе действительного статского советника Булгакова. При этом светлейший князь Потемкин твердо стоял на своем: срок пришел, и Крым вскоре станет российским.

Лишь во второй половине марта Лашкарев получил подробные инструкции. Они предусматривали два варианта развития событий: Шахин-Гирей остается правителем государства и Шахин-Гирей отрекается от престола. Потемкин вызвал дипломата к себе на аудиенцию, чтобы дать ему необходимые разъяснения.

Сорокатрехлетний чиновник Иностранной коллегии произвел на светлейшего хорошее впечатление. От отца, выходца из Грузии, ему достался характер живой и предприимчивый, от матушки, московской дворянки, — основательность и серьезность. С детства он изучал иностранные языки и большие способности проявил к восточным — турецкому и персидскому. Затем была служба в посольстве России в Константинополе: студент, актуариус, переводчик. При начале Первой русско-турецкой войны, когда посла России Обрескова османы, по своей традиции, посадили в тюрьму, Лашкарев остался в посольстве за старшего и наилучшим образом в тот период управлял его делами, доказав способность быть не только подчиненным, но и руководителем.

Потемкин знал об этом. Он сказал Лашкареву, каким будет его особое задание в Крыму — добиваться осуществления именно второго варианта. Надо уговаривать хана и, в частности, передать ему предложение императрицы: двести тысяч рублей пенсии в год и должность правителя северной провинции Ирана, которую русские собиралась завоевать, в том случае, если он покинет Крым. Подданные же Шахин-Гирея готовы принять его отречение. О том сообщает светлейшему один из самых доверенных секретных агентов, пребывающий на полуострове уже год…

Наконец, в Иностранной коллегии Лашкареву вручили важный документ — верительную грамоту. Она имела вид большого листа бумаги, с цветными рисунками на полях, с государственной печатью внизу, с подписью царицы, а сложена была ввиде гармошки и упакована в специальный мешок из золотой парчи с серебряным шнуровым оплетением. Адресуясь к светлейшему хану, Екатерина Вторая в ней указывала:

«Мы заблагорассудили отозвать находившегося при Вашей Светлости нашего полномочного министра Веселитского для употребления при других делах, а на место его определить в качестве резидента нашего надворного советника Сергея Лашкарева, которого сим аккредитуя, желаем и требуем, чтоб Вы дозволяли ему всегда по востребованию дел и обстоятельств свободный к себе доступ и подав веру всему, что он Вашей Светлости именем нашим и двора нашего предлагать будет, а особливо уверениям продолжительного нашего попечения об истинном благе Вашей Светлости и всей области татарской…»[165]

Но роскошная эта грамота не понадобилась.

Лашкарев приехал в Карасу-Базар 7 апреля 1783 года. Он нанес неофициальный визит Шахин-Гирею через день, 9 апреля. Их беседа продолжалась около полутора часов. С присущей ему энергией, напористостью и убедительностью, образно, на прекрасном тюрко-татарском языке, русский дипломат обрисовал светлейшему хану нынешнюю ситуацию и передал предложения своей государыни, весьма заманчивые для озлобленного непониманием окружающих любителя персидской и итальянской поэзии. Повелитель крымско-татарского народа впал в глубокую задумчивость. Но, прощаясь, обещал Лашкареву рассмотреть этот вопрос.

Надворный советник начал готовиться к официальному визиту. Вручение верительной грамоты в те времена обставляли довольно торжественно. В церемониях участвовали все сотрудники дипломатической миссии и военный отряд ее охраны. С татарской стороны — хан, мурахасы, или члены ханского совета Дивана, придворные, воины первой сотни ханской гвардии — бешлеи. Шествие с каретами, пешими и конными людьми проходило по улицам, потому выясняли, как ехать, куда поворачивать, где стоять, кому и что говорить в зале приемов.

В разгар рутинной работы Лашкарева посетила курская дворянка, вдова подполковника Ширванского пехотного полка Аржанова Анастасия Петровна, путешествующая по Крыму для поправки здоровья, до предписанию врачей. Конечно, дипломат знал, кто она на самом деле, и принял посетительницу очень любезно. Флора сообщила ему о новых действиях Шахин-Гирея. Он объявил сбор беев, мурз и имамов в Карасу-Базаре, но для какой цели — неизвестно.

Едва ли все вольные сыны степей и гор откликнутся на призыв своего сюзерена, считала Аржанова. Однако многие представители так называемой «русской партии» и без его приказа с конца марта проживают здесь. Иногда они встречаются с Шахин-Гиреем и с большой вероятностью предсказывают только одно событие — его отречение от престола.

Это произошло 17 апреля 1783 года.

Светлейший хан вышел к собравшимся, держа лист бумаги в руках, положил его на столик «кьона», стоявший посреди зала, воздел руки к небу