Стражи волшебных миров - Владимир Геннадьевич Лавров

спрашивала, что такого люди нашли в учении. До сих пор она к религии относилась скептически и признавала только её моральную полезность. Каждый отвечал по-своему, но все говорили искренне. Сначала приходили самые простые люди, говорили, что это полностью изменило их жизнь и что раньше они жили ради гордости, а теперь живут ради благодати. Потом стали заходить первые ученики в перерывах между отсидками в тюрьмах и дальними путешествиями. Эти уже частично вышли на Преображение и могли с пониманием дела рассказать, как изменяется человек после принятия полного беззлобия. Со временем эти рассказы накопились в её сознании так, что она сама могла дать исчерпывающий ответ на любой вопрос нового учения. Единственное, во что она не могла поверить — это в то, что мальчик, которого она родила и кормила молоком, что он был богом.

Когда она дозрела до нужного состояния, я пришёл к ней, попросил прощения за то, что использовал её тело и её материнское горе для того, чтобы принести в мир учение благовестия. Заявился с сильно обожженной кожей, с запахом палёного. У мамочки в гостях как раз был один из моих последних учеников по имени Агар, толковый дяденька. Мамочка меня узнала, но скептический ум всегда был с ней. Первым делом она спросила, почему я как бог не мог за такое время исцелить тело и убрать запах.

Я громко восхитился её острым умом и признал, что могу принимать любой вид, и превратился в мальчика Полисания из Долигана, девяти лет. Она не могла меня узнать по памяти этой жизни, но память души немедленно доложила ей, что перед ней что-то родное. К таким глубоким чувствам она не привыкла. Вот тут она как стояла, так и села.

Пока она приходила в себя, я обрисовал перспективы:

— У меня в этой жизни не было жены или другого женского персонажа, а людям в религии обязательно нужен женский образ. Сострадающий, любящий безусловно. Частью новой религии будет обращение к тебе как к заступнице и помощнице. Так что привыкай быть образцом чистоты и сострадания. После смерти у тебя будет много работы, бегать и разбирать все просьбы и моления о здравии и умягчении сердец.

— За что? Я простая женщина. Я не умею.

— Умеешь. Ты занималась этим некоторое время ещё до того, как попала в эту жизнь. Но не так умело, как будешь действовать теперь. И вообще, быть матерью бога непросто. Твой бог говорит тебе: будь заботницей и утешением! Будешь? Ты ещё можешь отказаться. Что ответишь богу?

— Слушаюсь, я раба божия, — ответила мамочка, совсем сбитая с толку.

— Ура! — закричал я и обнял маму, для чего мне пришлось взобраться ей на колени.

— Господин, а мне что-нибудь скажешь? — с надеждой спросил Агар.

— Ты собирался в путешествие на восток, к рогатым людям, на севере страны ССПЛ? Вот и иди. Поход будет очень успешным, будет основано много церквей. Тебя, правда, сожгут через пять лет, но это не важно. Я буду с нетерпением ждать тебя, чтобы нагрузить огромным возом работы по поддержке наших товарищей на поверхности.

— Ага, — сказал Агар.

Я исчез.

После этого мамочка как-то поверила, что бог может быть рядом. А Агар отправился в страну рогатых людей через Первостан.

* * *

Главного жреца провинции, в которой меня сожгли, я встретил через семь месяцев после казни. Порок сердца, внезапная смерть. Я спросил у него, почему он решил стать религиозным деятелем. Дядька долго восстанавливал способность говорить, но потом сказал, что в детстве не понравилось, что все люди вокруг злые и нечестные, только и норовят, что обидеть друг друга, вот он и решил учить их правильному закону.

— А что в итоге? Когда пришёл учитель добра и праведности, ты его спалил.

Дядька жутко трясся в ожидании наказания, но попробовал оправдаться:

— У меня каждый день были десятки людей, которые подвергали сомнению существование Бога и каждую строку Писания. Все толковали религию по-своему. И ты от них не особо отличался.

Я засмеялся:

— Ну что, слуга божий? Ты верен своему богу?

Дядька интенсивно закивал.

— Тогда держи новое задание повышенной сложности. Я пошлю тебя в место, где живут грубые и злые люди. У тебя не будет никакой памяти о прошлой жизни, кроме выработанных и записанных в душу убеждений. Там нет никакой религии. Ты должен будешь сам додуматься до идеи Бога, до идеи о том, что Бог любит своих людей и создал их для счастья и правды. Вот так и посмотрим, кем ты там станешь, проповедником Бога или очередным надсмотрщиком с хлыстом.

— Я приложу все силы… Откажу себе во всём, — обещал дядька.

Я кивнул и отправил его в пространство к бесам, в новорожденного в семье рабов. Думаю, через шесть — семь жизней он действительно выполнит своё обещание.

* * *

Интереснее всего было с губернатором. Губернатором был мой бывший папочка, Ирвинг. Я дал ему жизнь в беспринципной и развращённой аристократической семье, с помощью которой он стал губернатором. Образ жизни этой семьи ужаснул его ещё в детстве, он посмотрел, как они грабят и проматывают общественные деньги, и дал себе слово стать честным чиновником. Выдающиеся образотворческие способности позволили ему стать меценатом самых лучших художников, музыкантов и певцов. Для того, чтобы он не стал выдающимся поэтом и певцом, пришлось устраивать ему в детстве несколько тяжёлых болезней. Он прожил очень долго и умер через пятьдесят лет после моей казни, когда церковь Бога-из-огня уже заметно окрепла и стала широко известной.

После моей казни он начал изучать все записи учения, чтобы понять, как противостоять новой идеологии. Где-то это даже была его обязанность, учение распространялось с территории Самоначи, а потому по определению должно было находиться под подозрением. Изучая учение, он постепенно пропитался его образами и начал понимать, о чём там говорится. Произошло это через общение с музыкантами и песенниками.

Прослушивая очередное «гениальное» молодое чудо, нёсшее похабную чушь под нечто ритмичное, что оно считало музыкой, губернатор улыбался. А потом говорил, что красота не в том, чтобы бить как можно громче и сильнее, а в том, чтобы как можно точнее издавать только необходимые звуки и только в тем моменты, когда они создают красоту, в том, чтобы видеть тонкости и нюансы, в том, чтобы гармонично сочетать тишину и ласковость с громким применением максимальной силы. Молодёжь не понимала, и тогда со временем губернатор стал говорить, что красота появляется там, где есть смирение, а не удовлетворение каждой хотелки. Он повторял это