Первый контакт - Мюррей Лейнстер

— Я тут, Томми. Что нам делать?

— Ну ты-то куда лезешь? Кто-то стрелял в твоего отца! Если мы окружим его и отведем на яхту, они не смогут прицелиться. Давай, становись в центре!

Он яростно зажестикулировал, пытаясь объяснить матросам-туркам, что делать, и они повиновались. Вместе с Лори и моряками они окружили злющего, готового вот-вот взорваться Мэннерда и повели его на пришвартованное в дальнем конце причала судно. Все остальные участники пикника засуетились. Адвокат как ошпаренный кинулся на яхту. Хозяин участка оказался еще более проворным. Один Аполлоний сидел там, где опрокинулся его стул, — с ошеломленным выражением на посеревшем лице. Профессор из Американского колледжа взбежал на палубу и куда-то исчез. Коглен вернулся на берег и помог подняться сидящему Аполлонию. Толстяк с грехом пополам встал на ноги и неуклюже поковылял на яхту.

— Эй, кто тут знает турецкий! — рявкнул Коглен. — Скажите матросам, чтобы помогли мне найти того, кто стрелял! У него было достаточно времени, чтобы скрыться, но это не повод его не искать!

Чей-то голос отозвался неразборчивой трескучей фразой. Матросы сошли на сушу, и Коглен повел их в сторону от берега. Они подчинились его жестам и принялись вместе с ним шарить в зарослях кустарника, тщательно и без особой опаски. Но Коглен был в ярости. Он не мог даже толком объяснить им, что делать. У него не было уверенности, что они догадаются поискать следы ног или крошечную гильзу — что-нибудь, что могло сказать хотя бы о том, где скрывался неудачливый убийца.

С яхты послышались крики. Коглен не обращал на них внимания и продолжал искать — сердито, но с нарастающим ощущением тщетности своих усилий. На берег сбежала Лори.

— Томми! Без толку искать! Он ушел! Надо возвращаться в Стамбул и идти в полицию!

Коглен сердито кивнул и снова задался вопросом, не мог ли незадачливый стрелок целиться не в Мэннерда, а в Лори. Он остановился между ней и берегом, закричал и замахал матросам. Потом велел окружить Лори кольцом и повел их к яхте.

Они в страшной спешке снялись с якоря. Яхта отошла от берега и взяла курс на Стамбул. Мэннерд с сердитым видом сидел в шезлонге, упрямо сощурив глаза. Он кивнул Коглену.

— Я не думал, что мне нужна охрана, — признался он хмуро, — раньше не думал. Но эта дикая история, которую ты рассказал вчера вечером, наводит на такие мысли… — И тут его как будто прорвало. — Черт побери, не то они собрались убить меня, даже не попросив денег, не то им все равно, убьют они меня или нет!

Коглен кивнул.

— Возможно, им действительно все равно, — сказал он холодно, — потому что, если вас убьют, у Лори будет только больше причин заплатить им. Или… возможно, они считают, что, если покажут вам свое равнодушие, вы гораздо быстрее раскошелитесь, когда они пригрозят Лори.

— О чем это ты? — резко осведомился Мэннерд.

— Я не знаю, каков их план, — сказал Коглен. — С виду он кажется совершенно безумным! Но хотя он вроде бы направлен против вас, Лори может грозить более серьезная опасность.

— Да, — мрачно согласился Мэннерд. — Надо быть начеку. Спасибо.

Яхта шла, рассекая водную гладь, в Стамбул. Синеву моря озаряло яркое солнце. Холмы по берегам пролива, казалось, плавились от жары. Но атмосфера на яхте была далека от безмятежной. Моряки, хоть и скрывали напряженный интерес под маской сдержанности, по большей части ухитрились найти себе занятия поближе к гостям-туркам, которые сбились в кучку и оживленно переговаривались. Лори взяла Коглена под руку.

— Есть храбрость, Томми, — сказала она, — и есть безрассудство. Ты рисковал жизнью, когда обыскивал берег. Мне бы не хотелось, чтобы тебя убили.

— Возможно, — ответил он хрипло, — вся идея заключается в том, чтобы так припугнуть одного из вас — даже если ради этого придется кого-то убить, — чтобы вы без звука раскошелились на огромную сумму по первому же их требованию.

— Но как…

— Если тебя похитят, например! — горячо воскликнул он. — Будь осторожна, слышишь? Не ходи никуда одна, даже если получишь записку с такой просьбой.

Раздраженный, он отошел и в одиночестве мерил шагами палубу до тех пор, пока яхта не вошла в порт.

Снова началась толкотня. Мэннерд был полон решимости немедленно отправиться в полицию. Вместе с ним в управление поехали Коглен и Лори.

Возникло некоторое замешательство. Мэннерд не мог заставить себя рассказать о том, что в книге восьмисотлетней давности обнаружена надпись с предсказанием его убийства и что выстрел, жертвой которого он не стал лишь по чистой случайности, судя по всему, имеет к этому прямое отношение.

Он упрямо изложил лишь те факты, которые были связаны непосредственно с сегодняшним происшествием. Нет, у него нет врагов, о которых ему было бы известно. Нет, он лично не получал никакого послания, которое можно было бы истолковать как угрозу. Он понятия не имеет, что кроется за покушением на его жизнь.

Полиция была безукоризненно вежлива и серьезно обеспокоена. Они заверили его в том, что уведомят лейтенанта Галиля немедленно. Ему было поручено то дело, о котором мистер Мэннерд заявил накануне. Уведомят, как только удастся с ним связаться.

Визит в полицию, хоть и не закончился ничем определенным, отнял у них почти час. По пути обратно в отель Мэннерд едва сдерживался.

— Галиль с самого начала занимался этим делом! — мрачно заявил он. — Можно было дать ему распоряжение или еще что-нибудь.

— Я уверен, что он получил распоряжение, — коротко отозвался Коглен. — Думаю, я знаю, где он. Я разыщу его. Прямо сейчас.

Такси затормозило перед отелем «Петра». Мэннерд и Лори вышли. Коглен остался в машине.

— Береги себя, Томми, — сказала Лори. — Пожалуйста!

Такси влилось в поток машин и помчалось на улицу Хусейна с тем залихватским пренебрежением ко всем правилам дорожного движения, которое, вероятно, у всех стамбульских таксистов в крови.

При свете дня дом номер восемьдесят по улице Хусейна произвел на него еще более удручающее впечатление, чем прошлой ночью. Узкая, неимоверно извилистая улочка была вымощена щербатым булыжником, и мостовая имела чуть выпуклую форму в тщетной надежде ее создателей на то, что дождь будет смывать с нее отбросы. Из-за бесчисленных поворотов она не просматривалась больше чем на пятьдесят футов вперед. Когда они подъехали к зданию, перед ним стояла полицейская машина, а у двери на часах скучал полицейский в форме. Его аккуратный вид резко контрастировал с убогим окружением — однако вопреки всему этот район во времена Византийской империи вполне мог быть самым аристократическим кварталом города.

Коглена без слов пропустили внутрь. В доме полным ходом шла уборка. По крайней мере, пахло там далеко не так омерзительно, как накануне. Он поднялся по лестнице и вошел в заднюю комнатку, упомянутую в той записке, которую он должен был написать, но определенно не писал.

На складном стуле в углу сидел Дюваль, еще более изнуренный, чем вчера. На полу возле него были раскиданы многочисленные книги, а одна, раскрытая, лежала на коленях. Галиль задумчиво курил, сидя на подоконнике. За окном футах в шести белела стена соседнего дома. Свет, горевший в его окнах, казался серым и безрадостным. Когда Коглен вошел, Галиль поднял глаза и в них промелькнуло удовлетворение.