Часть 1. Ранняя поэзия - Коллектив авторов

сомненьях склоняюсь без сил:

Подарок свой феникс давно уже ей преподнес34,

Ди-ку ее сердце в любовном объятье унес.

Ушел бы отсюда, но где вновь обитель искать?

На странствия вечные я осужден ни за что.

В дни странствий и бед свое счастье обрел Шао Кан35, —

Две юйские девы36 росли для него меж цветов.

Но, видно, слаб сват мой и дурою сваха была, —

И снова дорога меня с неудачей свела,

И снова средь грязи стою я на скользком пути,

Где честному сердцу назначено роком идти.

К царским чертогам дорога длинна и узка,

Мудрый властитель витает в предутреннем сне.

Мне нечего больше под небом холодным искать,

В измученном сердце нет места прощению, нет!

Цзюмао37 собрал я, бамбука резную листву, —

На них погадаю, зачем я на свете живу?

Цветы оглядев, мне сказала вещунья Лин Фэнь38:

"Ее ты отыщешь — и солнцем украсится день.

Коль в царственном Чу ты красавицы не отыскал,

Все девять владений39 тебе суждено обойти.

Сомненья гони, чтобы сердце не грызла тоска, —

Кто ищет красу — повстречает ее на пути.

Где нет в Поднебесной благоухающих трав?

Родимые рощи для поисков долгих оставь, —

Хоть жа ль покидать их, но сердце пускай замолчит,

Иль тяжесть разлуки сияние дня омрачит.

Любовь и презренье различны у разных людей:

Лишь низкий старается к небу себя вознести,

Но он не владеет багряным цветком орхидей40,

В саду каменистом бурьян и колючки растит.

Всей прелести яшмы таким никогда не понять,

Мир трав ароматных не могут они обонять.

В постелях неубранных мусор с пометом лежит, —

И смеют сказать они: перец совсем не душист".

Словами вещуньи душа взволновалась моя,

Но вновь нерешительность сердце больное томит.

У-сянь41 подожду я, она при вечерних огнях

Приходит на землю. Вот рис мой и перец42, — возьми.

Духам незримым, в мир бренный летящим, идут

Горные девы навстречу в небесном саду.

Яркие блики стекают с волшебных одежд.

Я в радужном мире своих неустанных надежд.

У-сянь мне сказала: "Подобных себе обрети,

С верой единою в помыслы правой души.

Тан с Юем суровы — друзей постарались найти,

С мудрыми жили в благословенной тиши.

Будь только верен душевной своей чистоте,

Не изменяй никогда неподкупной своей прямоте.

Долго в изгнании был Фу Юэ43, но за то

После умом его светлым держался престол.

Сподвижник Вэнь-вана, опора его на войне,

В забавных сраженьях Люй-ван44 был замечен царем,

А песен создатель, что стадо водил по стране,

Придворного саном за песни свои одарен.

Спеши, пока век твой в мир мрака еще не ушел,

Вперед отправляйся, хоть путь каменистый тяжел.

Боюсь я, что крик пеликана в осенней тиши

Все травы земные благоуханья лишит.

В убранстве нефритовом45 ты бесподобно красив,

Но только невежде твоей не понять красоты, —

Брюзжа постоянно, завистливым глазом косит

На яркий наряд твой, убежище светлой мечты".

Но в беге безудержном бешено время летит, —

Сумею ли я удержаться на скользком пути?

Завяли цветы, "орхидеей" 46 не пахнет давно.

Пырей или шпажник, — для сердца не все ли равно,

Когда ароматные травы промчавшихся дней

Горечь полыни несут на увядших стеблях?

Душам презренным настой ее горький милей.

Чем благовонье живое на вешних полях.

Опорой престола я зря "орхидею" назвал,

Ее пустоты и никчемности не прозревал,

Утративши прелесть, давно опростилась она, —

На почве бесплодной взойдут ли ее семена?

Наглей и всех льстивей был "перец" 47 нахальный и злой,

Не ароматом цветов, а зловоньем от "перца" несло, —

Так грязные сделки с предательством пахнут одни,

Тленья смрадом прониклись их черные дни.

Вод быстрых теченью подобны обычаи все:

Со сменой событий они изменяют свой лик.

Я "орхидеей" был предан и "перцем", и что ж

Сказать мне о травах теперь: о цзече и цзянли?

Мне дорог венок мой, бессмертия пламенный круг,

Хотя все прекрасное зависть отвергла вокруг.

Его аромат не подвластен презренной руке —

Нетленным, как вечность, хранится в росистом цветке.

Движимый чувством мира и радостных дней,

Ищу я подругу, во всей Поднебесной ищу.

Вместе с подругой покажется счастье полней, —

В саду для нее орхидеи и лотос ращу.

В то счастье я верю — его предсказала Лин Фэнь,

Назначила встречу с любимой в безоблачный день.

Бессмертия ветвь вместо риса вещунья дала,

И яствам в замену священный нефрит истолкла

Смирила дракона крылатого смелой рукой.

Моя колесница цветами и яшмой горит,

В далекой чужбине найду я душевный покой,

И солнце чужое потемки мои озарит.

К горам Куэньлуня возносится круто тропа,

К стопам моим пыльным весь мир недостойный припал

Я облаком-стягом укрою светила лучи,

Где сказочной птицы волшебная песня звучит.

На раннем рассвете покинул я звездный Тяньцзинь,

В западном свете в далекий Сицзи прилетел.

Феникс послушный в лазури безбрежной скользит

Со знаменем в клюве, — и шелк бесподобно блестит.

Приблизились вдруг колесницы к зыбучим пескам,

Красной водою нам путь преграждает река,

Мостом через реку дракону я лечь приказал, —

И вот я со свитой стою возле Западных скал.

Мой путь не окончен: он труден еще и