Искусство, восприятие и реальность - Джулиан Хохберг

представляется несообразным поиском значения вообще. Он напоминает, что ответ на вопрос первого типа найден, если мы в состоянии «объяснить синтаксис» или «раскрыть смысл» рассматриваемого слова или выражения. Иными словами, если мы способны установить грамматическую основу выражения и его непосредственные или квазинепосредственные связи с невербальными объектами и ситуациями (там, где это применимо). При этом Остин считает, что якобы более общий вопрос «Каково значение слова вообще?» есть мнимый вопрос. «Я могу ответить только на вопрос, поставленный в форме: „Каково значение x?“, если x – это конкретное слово, о котором меня спрашивают. Этот якобы общий вопрос на самом деле есть измышление того рода, которое обычно возникает в философии. Мы можем назвать это софизмом, вопрошанием „ни о чем“, обычными людьми порицаемым, но философы называют его „обобщением“ и относятся к нему весьма благодушно» (с. 25).

Если Остин прав, той же абсурдностью страдает и наш основной вопрос о смысле утверждения «К есть живописное изображение П», поскольку мы адресуем его не к конкретной картине, а к картине вообще. Мысль Остина, насколько мне удалось ее проследить, заключается в том, что этот отвергнутый «общий вопрос» о значении слова вообще можно трактовать как поиск единого значения, общего для всех слов. Аналогичным образом, наша проблема – если Остин прав – выглядит смехотворной попыткой найти единый общий предмет для всех картин. Понимаемый так, наш поиск действительно выглядит ложным, если не сказать нелепым, заводящим в тупик.

Любопытно, однако, что, отвергнув «общий вопрос» о значении, Остин тем не менее признаёт правомерным «общий вопрос»: «Каков квадратный корень из числа?» – любого числа, а не конкретного. Но если правомерен такой подход к поиску определения «квадратного корня», почему бы и нам, с равной справедливостью, не рассматривать «общий вопрос» о значении как законный путь поиска определения – или, по крайней мере, чего-то близкого к определению – «значения»?

Причина, по которой Остин различает эти два отдельных случая, очевидно, проистекает из его убеждения (и я его разделяю), что «„значение К“ не есть точное описание какого-то объекта» (с. 26), тогда как «квадратный корень из n» является таковым (ведь переменную можно заменить некой постоянной величиной). Я не вижу здесь существенной разницы. Да, наивно рассматривать анализ «представления-П» как поиск, предполагающий существование некоего объекта, беспристрастно представляемого на всех картинах. Но это признание не предполагает, что надо отказаться от любого поиска общих критериев как ложного. Как ни странно, Остин, после характерных для него энергичных нападок на «общий» подход к определению понятия «значение», далее представляет ту же задачу как приемлемую, называя ее попыткой ответить на вопрос: «Каково значение (фразы) „значение (слова) х“?» Соответствующий вопрос в нашем случае может выглядеть так: «Каково значение (фразы) „изображение П“?» После этого, следуя совету Остина, мы можем перейти к рассмотрению «синтаксиса и семантики» этого выражения, не исходя из существования сомнительных объектов и не тревожась по поводу предполагаемой ложности этой затеи. Возможно, цель окажется недостижимой, но это еще следует проверить.

Как изображает фотография? Теперь рассмотрим, какую форму принимает наш основной вопрос о характере изображения применительно к конкретному случаю – фотографии. Ведь если все изображения имеют некую «естественную» связь с тем, что на них представлено или изображено, то неретушированные фотографии служат самым ярким тому примером. Здесь, разумеется, надо отдавать себе отчет в том, с какими сложностями сопряжено понятие точного «копирования» даже в наименее проблематичной его форме. Поскольку фотографии также дают минимальный простор для «экспрессивных» намерений их создателей, мы можем вынести за скобки соображения, связанные с экспрессией визуальных искусств (первостепенную важность которой в других контекстах никто не оспаривает).

Итак, что именно в конкретной фотографии К позволяет нам сказать, что она есть фотография некоего П? Перед нами открытка с подписью Вестминстерское аббатство. Что дает нам право говорить, что это фотография весьма известного здания в Лондоне – или, по меньшей мере, для того, кто никогда не слышал про это аббатство, некоего здания, имеющего характерный представленный на фотографии облик (две башни-близнецы, орнаментированный фасад и т. д.)[65]?

Апелляция к причинно-следственной связи. Первый ответ, который мы должны рассмотреть, есть попытка проанализировать подразумеваемую изобразительную связь с точки зрения причинно-следственных отношений между неким «исходным сюжетом» (тем, на что изначально был нацелен объектив) и полученной фотографией, воспринимаемой нами как последнее звено в этой цепочке. Фотография К, а точнее лист глянцевой бумаги с распределенными на нем темными и светлыми пятнами, появилась в результате – это известно из предыстории – наведения объектива в определенный момент времени на Вестминстерское аббатство, после чего пучок света попал на светочувствительную пленку, которую впоследствии подвергли разным химическим и оптическим процессам («проявлению» и «печати»), так что в итоге возник этот объект – фотография у нас в руках. Одним словом, этиология средства изображения, К, вроде бы дает нам желаемый ответ.

Сведя причинно-следственную цепочку к ее основным звеньям, мы получим следующее: К есть портрет П в силу того факта, что П был основной причиной создания К; и К представляет П’ в силу того факта, что П удовлетворяет описанию того, что можно подставить в качестве «П’» (здание с башнями и т. д.). С этой точки зрения К можно рассматривать как отпечаток П[66], а интерпретацию К – как вывод, сделанный из более раннего звена в причинно-следственной цепочке.

Непосредственно препятствует принятию такого описания то, что нам трудно дать точные определения «портретируемого предмета» П и его абстракции, то есть «представленного предмета» П’. Дело в том, что, двигаясь от К к обстоятельствам ее зарождения, мы должны будем учесть слишком много фактов (фокус объектива, расстояние от ближайшего крупного физического объекта, возможно, время экспозиции и т. д.), которые нам не хотелось бы рассматривать как составные части «предмета» в обоих значениях этого слова. Должен быть способ выбрать из набора всех возможных умозаключений о физических свойствах К наименьший набор фактов, имеющих отношение к содержанию К.

Связанная с этим трудность проистекает из упрощенной формулы, отождествляющей П’, представленный предмет (в котором заключен для нас главный интерес), с неким «резюме» свойств П. В момент фотографирования аббатство имело произвольное число свойств, которые можно вывести из фотографии, но которые не имеют отношения к ее содержанию. (Если на снимке показано, что двери открыты, из этого логично заключить, что внутри аббатства в тот день находились посетители.) Даже если свести П’ к определению визуальных свойств, нам это не поможет: можно сделать самые верные выводы о внешнем облике аббатства (например, то, что оно выглядит так, будто наклонено в сторону