Роман с Грецией - Мэри Норрис

Одна из причин, почему труды Гамильтон стали такими популярными, – она отказалась от академизма. Филологи-классики, как правило, большие снобы: стоит начать читать по-гречески, как перевод сразу кажется бледным подобием, практически профанацией. Они бы не стали тратить время на работы Эдит Гамильтон, или Стивена Фрая, или Рика Риордана, или даже Роберта Грейвса, хотя его энциклопедическое полотно носит академический характер. Но именно эти авторы с их популяризаторским методом знакомят людей с мифологией, и те, влюбившись в античный мир, могут пойти и прочитать Гесиода по-гречески или Овидия на латыни. Что-то ведь заставило меня записаться на курс по античности, и, что бы это ни было, мифология оказалась достаточно привлекательной, чтобы привести меня на тот курс лекций, который, в свою очередь, привел меня к греческому языку, Греции и Элефсису.

Спустя десять лет после окончания колледжа, давным-давно потеряв девственность и пережив новый всплеск интереса к мифологии, я решила своими глазами посмотреть на священную дорогу до Элевсина, или Элефсиса, как он называется на современном греческом языке. Мне хотелось посмотреть на захоронения вдоль всего маршрута, и я надеялась пережить что-то подобное тому, что ощущали посвященные в Элевсинские мистерии. Может, находясь на этой священной земле, обладая свежеполученными знаниями греческого языка, я смогла бы постичь эту тайну? В самом крайнем случае, думала я, просто погляжу, что творится за пределами Афин.

Я так спланировала свое пребывание в Афинах (не послушавшись совета Дороти Грегори), чтобы оно совпало с греческой Пасхой. Она была поздней в том году, в мае. Я и подумать не могла, что все в столице будет закрыто: на Пасху греки уезжают к родственникам в деревню и закрывают магазины на несколько дней. Пока я бродила по окрестностям Плаки[83], у подножия Акрополя, я увидела, как какой-то мужчина насаживал на вертел ягненка на своем крошечном заднем дворе. Мне страшно захотелось тоже отпраздновать Пасху. Может, в Элевсине, который в древние времена был священным местом Деметры, я нашла бы что-то, что связало бы меня с весенними языческими ритуалами.

От Афин до Элефсиса около двадцати двух километров, и путеводитель рекомендовал поехать туда на автобусе, так как «первые пять – семь километров сильно застроены промышленными объектами и утомительны для пешехода». Меня, человека, который провел детство в Кливленде, а позже жил в Садовом штате, не могла отпугнуть такая формулировка. Хотя, конечно, двадцать два километра идти пешком не хотелось. В путеводителе также говорилось, что в Дафни (Δαφνη), в десяти километрах от Афин, находится монастырь, известный своими византийскими мозаиками. Я решила сесть на автобус до Дафни и начать священный путь оттуда.

Мое знание греческого языка на тот момент оставляло желать лучшего, но отступать я уже не могла. Чаще всего с моих губ срывалось Δεν καταλαβα (Den katalava) – «Я не понимаю». Я тренировалась, прежде чем задать каждый вопрос, но если ответ на него был не таким, какой я ожидала услышать, то терялась и не понимала ни слова. Пытаясь найти информацию о паромах с Крита на Родос, я набралась храбрости и позвонила кому-то вроде администратора в порту Пирея, но мужчина, с которым я говорила, наверное, решил, что я возвращаюсь с Крита в Пирей, чтобы дальше ехать на Родос. У меня складывалось ощущение, что всякий раз, когда я хотела куда-нибудь поехать, мне приходилось начинать все заново. У меня опускались руки. Паромы существовали только в том случае, если грек, с которым вы говорите, был владельцем этого судна или получал комиссию за продажу билетов (не забывайте, все это происходило в эпоху, предшествовавшую появлению интернета, и у многочисленных компаний, осуществлявших перевозки на паромах, не было удобных для навигации сайтов). Не получив нужного мне ответа по телефону – а ведь я преодолела свою ксенофонофобию (страх перед чужими телефонами)! – я стала искать стойку информации в порту Пирея и задала все свои вопросы мужчине, сидевшему за ней. И получила все тот же невнятный (или неприемлемый) ответ. «Δεν καταλαβα», – произнесла я. Брови мужчины поползли вверх, и он сказал: «Я вас знаю!» Именно с ним я говорила по телефону.

Во время моей элевсинской экспедиции все греческие глаголы вдруг спрессовались в моей голове в форме прошедшего времени, как будто я двигалась в противоположную сторону. Когда я села в автобус, то спросила водителя: «А вы проходили священный путь до Элевсина?» – на что он едва заметно кивнул в знак согласия. Наблюдаемое из окна лишний раз подтверждало, что путеводитель преувеличивал: пригород Афин, огромные территории, засаженные старыми деревьями, нельзя было сравнить с Кливлендом или Элизабет (штат Нью-Джерси). Мы проезжали мимо базилики, которую я приняла за монастырь в Дафни, поскольку греки, ехавшие в автобусе, начали усиленно креститься, и я вышла. Водитель бросил в мою сторону недоуменный взгляд. «Я прогулялась», – последовало мое объяснение в прошедшем времени. Он только усмехнулся в ответ.

Ага, прогулялась. Идти мне пришлось больше часа, прежде чем я увидела указатель на Дафни. Монастырь представлял собой поросшее листвой сооружение за высокой каменной стеной. Написанная от руки табличка над входом гласила: «Закрыто из-за повреждений в результате землетрясения». В Коринфском заливе и правда было крупное землетрясение – 6,7 балла по шкале Рихтера. Случилось это в 1981 году, и, очевидно, восстановление мозаики не было приоритетной задачей.

И хотя изначально я предприняла эту поездку не для того, чтобы посетить монастырь (да и о византийской мозаике я ничего не знала), оказавшись там, я уже не могла так просто развернуться и уйти. Часто бывает, что какой-нибудь указатель, перевалочный или населенный пункты на карте, выбранные просто как ориентир для поиска места назначения, становятся целью путешествия. Так вышло и с Дафни. Придя туда, я захотела попасть внутрь. Я слышала, что кто-то был по другую сторону стены – поливал сад. Ну и переполох я устроила возле ворот, выдав весь свой убогий словарный запас: «Kalimera! Доброе утро! Есть кто-нибудь?» На звук моего голоса тут же отреагировали громким лаем собаки. К воротам подошел мужчина, и я начала свой сумбурный монолог: «Я шла по священному пути и подумала: попрошу-ка я воды». Должно быть, выглядела я как Страшила, болтающий с Волшебником страны Оз о том, как он встретил Элли на дороге, вымощенной желтым кирпичом. По крайней мере, я знала, как сказать neraki («немного водички») – уменьшительную форму от nero. Мужчину, казалось, это совсем не впечатлило, и он отправил меня на стоянку, где несколько человек разбили палатки. В монастыре, как я узнала, уже давно не было никаких монахов: теперь он использовался как парк и лужайка для пикника. Ребята в кемпинге дали мне воды и спросили, не из Финляндии ли я. Должно быть, я была очень бледной.

«Новое шоссе переходит в старую дорогу до Дафни» – написано в путеводителе. Современное шоссе, построенное в шестидесятые, представляет собой платную автомобильную дорогу из Афин в Коринф в 80 километрах к западу и не предназначено для пешеходов. Оно напомнило мне загруженную магистраль, проходящую вдоль восточной части Манхэттена, по которой я как-то случайно прокатилась на велосипеде, когда только-только переехала в Нью-Йорк: меня пошатывало от страха, но я все равно продолжала свой путь вдоль узенькой обочины, кожей чувствуя, как в нескольких сантиметрах от меня проносятся автомобили. Больше я подобной ошибки не совершу. Теперь машины со свистом проносились здесь, на священном пути, и каждая третья, будь то грузовик, такси или частный автомобиль, сигналила мне, внезапно возникая откуда-то сзади, отчего я всякий раз подпрыгивала. Многие водители предлагали меня подвезти, но я отказывалась. Я высматривала древние захоронения, но вместо них видела повсюду миниатюрные храмы, стоящие на постаментах: они чем-то напоминали деревенские почтовые ящики. В каждом внутри находились иконка, фитиль в невысокой консервной банке, пачка спичек и масло для лампы в бутылке из-под узо. Это были памятники тем, кто погиб на шоссе. Когда очередной водитель, сигналя, пролетел мимо, мне пришло в голову, что я сама могу стать жертвой несчастного случая на дороге и некому будет воздвигнуть для меня такой алтарь.