Формула мудрости - Давид Иосифович Гай

он к Сергею Алексеевичу. — В ЦАГИ собрались способные на многое, преданные своему делу люди. Я верю в будущее института...

В декабре вышло постановление Совнаркома, подписанное В. И. Лениным. Его читали и перечитывали близкие Жуковскому люди, искренне радуясь за него и русскую науку, ставшую на службу революционному народу.

«В ознаменование пятидесятилетия научной деятельности профессора Н. Е. Жуковского и огромных заслуг его как «отца русской авиации», Совет Народных Комиссаров постановил:

1. Освободить профессора Н. Е. Жуковского от обязательного чтения лекций, предоставляя ему право объявлять курсы более важного научного содержания.

2. Назначить ему ежемесячный оклад содержания в размере ста тысяч (100 000) рублей с распространением на этот оклад всех последующих повышений тарифных ставок.

3. Установить годичную премию Н. Е. Жуковского за наилучшие труды по математике и механике с учреждением жюри в составе профессора Н. Е. Жуковского, а также представителей по одному от Государственного Ученого Совета, от Российской Академии наук, от физико-математического факультета Московского Государственного Университета и от Московского математического общества.

4. Издать труды Н. Е. Жуковского».

В ночь под Новый год у Жуковского произошло кровоизлияние в мозг. 17 марта 1921 года великого ученого и патриота не стало.

Газета «Правда» сообщила: «Московское высшее техническое училище извещает все организации, учреждения и лиц, желающих отдать последний долг профессору Н. Е. Жуковскому, что вынос тела состоится в 9 1/2 утра из МВТУ».

Растянувшаяся больше чем на километр похоронная процессия сопровождала гроб с телом ученого, установленный на фюзеляже аэроплана. Скорбный путь от ворот Технического училища до кладбища Донского монаря. Последний поклон соратников и учеников.

Слово предоставили Чаплыгину. Выступал он от коллектива Кучинского института, а говорил от имени и по поручению всей русской науки.

— Огромен был путь, совершенный покойным. Он всей светлой и могучей личностью объединял в себе и высшие математические знания, и инженерные науки. Он был лучшим соединением науки и техники, он был почти университетом. Не отвлекаясь ничем преходящим, лишь в меру необходимости отдавая дань потребностям жизни, он все свои гигантские силы посвящал научной работе. Его цельная натура была беззаветно посвящена этому труду. Вот чем объясняется то огромное по богатству наследие, которое к нам от него переходит. При своем ясном, удивительно прозрачном уме он умел иногда двумя-тремя словами, одним росчерком пера разрешить и внести свет в темные, казалось бы, прямо безнадежные вопросы, что после его слов все становилось выпуклым и ясным. Для всех тех, кто шел с ним и за ним, были ясны новые, пролагаемые им пути. Эта гигантская сила особенно пленяла своей скромностью. Когда его близкие ученики, имевшие счастье личного с ним общения, беседовали с ним по поводу того или иного вопроса, он никогда не пытался воздействовать на них своим авторитетом, с полным интересом вникая во всякие суждения...

Бывало, что начинающий на ученом поприще ученик обращался за советом, предполагая посвятить некоторую долю своего внимания задаче, которая его очень интересовала, иногда задача была слишком трудной и, может быть, даже недоступной. Николай Егорович никогда не позволял себе сказать, что задача неисполнима; он говорил: «Я пробовал заниматься этим вопросом, но у меня ничего не вышло, попробуйте вы, может быть, у вас выйдет». Он глубоко верил, что среди его учеников могут быть и такие, которые окажутся в силах решить вопросы, им не решенные.

Эта вера в окружающих его учеников создала ему трогательный облик, который останется навсегда незабываемым. Много учеников Николая Егоровича живут и работают на ниве науки.

Им основана не школа, а школы. Его ученики совместно с учителем создали целые большие учреждения.

И вот все эти учреждения, все его ученики ныне с глубокой грустью, для которой нет слов, чтобы ее выразить, присутствуют здесь или лично, или духовно. От лица Кучинского института приношу здесь низкий и глубокий поклон.

Его светлое сияющее имя ныне отходит в историю. Но пленительный образ Николая Егоровича был и всегда будет с нами.

5 апреля, в день своего пятидесятидвухлетия, Сергей Алексеевич Чаплыгин заменяет учителя на ответственном посту, будучи единогласно избран председателем коллегии ЦАГИ, отныне носящего имя профессора Жуковского.

ЯБЛОКО ОТ ЯБЛОНИ

...И пусть под знаменем науки союз наш крепнет и растет!..

А. Н. Плещеев

МОЛОДОСТЬ ЦАГИ

В том незапамятном двадцать первом году чуть з медленный ток жизни Чаплыгина начал меняться, вытесняться повышенным, динамичным, требующим активных действий укладом. Сравниться он мог, пожалуй, только с самым начальным периодом существования Высших женских курсов. Недаром когда в кабинете председателя коллегии ЦАГИ раздавалась телефонная трель, Сергей Алексеевич рокочущим басом иногда по привычке произносил:

— Директор женских курсов слушает.

Автор научной биографии, которую я уже не раз цитировал, член-корреспондент АН СССР Голубев справедливо характеризует своего героя как активную натуру.

«Есть разные типы ученых, — пишет Голубев. — Одни бесстрастно и спокойно, как посторонние наблюдатели, присутствуют при рождении научных направлений и школ, при открытии новых методов и путей в науке; с одинаковым безразличием относятся они к разнообразным путям научных исследований, свой идеал они видят в созерцании величия и красоты достижений науки, научного понимания мира, его гармонии, великой общности управляющих им законов.

Но есть и другие ученые. Темперамент строителей и борцов не позволяет им быть пассивными созерцателями, безразличными и бесстрастными участниками великого прогресса науки. Он влечет их в самую гущу жизни, заставляет в найденных законах, таблицах и формулах, в сочетаниях математических символов искать средств воздействия на мир, воздействия в целях творческого его переустройства. Ученым этого типа не свойственны ни аскетизм и оторванность от жизни, ни увлечение чистой теорией. Они ощущают всю полноту жизни, ее задач, ее требований; они умеют полнокровно жить и работать, искать и биться за научную истину, они умеют любить и ненавидеть. Таким ученым был Сергей Алексеевич Чаплыгин».

ЦАГИ потребовал от него такой «любви и ненависти», отдачи всех сил.

Кроме должности председателя коллегии, была введена должность директора института. Им стал В. А. Архангельский, а его заместителями — или, по-старому, товарищами директора, — А. Н. Туполев и Б. Н. Юрьев. Одко по утвержденному положению «общие вопросы управления и научной работы решаются коллегией». Сергей Алексеевич имеет право решающего голоса.

К лету двадцать первого года в отделах института уже насчитывалось девяносто три штатных сотрудника.

16 июля институт посетили делегаты III конгресса Коминтерна. Так было положено начало традиции показывать ЦАГИ советским специалистам