Впервые в Москве. От долетописных времён до конца XVI столетия - Павел Федорович Николаев

построена специальная башня. Летописцы отметили это событие как весьма примечательное:

«В лето 6912 князь великий Василий Дмитриевич замыслил часы и поставил их на своём дворе, за церковью святого Благовещания. Часы же эти называются часомерье: каждый час ударяют молотком в колокол, размеряя часы ночные и дневные. И не человек ударяет, но по подобию человека – самозвонно и самодвижно. Мастер же тем часам некий чернец, сербин, по имени Лазарь. Цена же тем часам больше полутороста рублей».

По-видимому, следует отметить, что в практической жизни москвичей ХV столетия счёт времени вёлся только в светлую часть суток, то есть днём. Количество часов в нём колебалось от семи до семнадцати, что зависело от сезона. Первый час поэтому мог соответствовать по современному счёту времени трём, четырём, пяти, шести, семи и восьми часам (в зависимости от восхода солнца). Соответственно передвигались часы с утра, обеда и вечера.

Жили россияне с принятием христианства (988) по юлианскому календарю, счёт годов по которому вёлся от «сотворения мира» Богом, что произошло, по учению церкви, за 5508 лет до новой эры (Рождества Христова). Новый год начинался тогда 1 марта, с весны, с пробуждения природы.

Устройство городских часов в начале ХV столетия было явлением крайне редким и удовольствием очень дорогим. Достаточно вспомнить, что отцу Василия Дмитриевича за захоронение 24 тысяч москвичей пришлось выложить 300 рублей. Затраты труда и нервов в том и другом случае, конечно, несопоставимы. Но часы! Это было ново и престижно. После Майнца, Севильи и Любека Москва стала четвёртым городом в Европе, позволившим себе такую роскошь. А это лишний раз подчёркивало, что Московское княжество с каждым годом становилось экономически всё более сильным, хотя продолжало испытывать тяжесть набегов татар и беды междоусобиц.

Кстати. Первые часы именовались боевыми или колокольными. Название «куранты» для башенных часов появилось только в середине XVIII столетия и происходит от французского dance courante – быстрый танец. Он был очень популярен и использовался часовщиками в рекламных целях – незамысловатая мелодия звучала во многих домах парижан.

Вознесенский монастырь. Похоронив супруга, великая княгиня Евдокия в память о нём построила небольшую церковь Вознесения Господня. Этот храм был возведён у Фроловских (Спасских) ворот, где княгиня встречала мужа после его возвращения с Куликова поля. Думая о своём последнем часе земной жизни, Евдокия создала при церкви первую в Москве женскую обитель. В «Степенной книге» по этому поводу говорится: «В царствующем граде постави церковь ка-менну Вознесения и монастырь честен возгради, иже и ныне есть девичий общежительный монастырь».

В последующие столетия в обители было построено ещё два храма: церковь Михаила Малеина и церковь святой великомученицы Екатерины. В конце XVIII века к монастырю отошла часть Кирилло-Белозерского подворья с церквями Афанасия и Кирилла.

В кельях Вознесенского монастыря находили приют в основном инокини из княжеских и боярских семей. Благодаря их щедрым вкладам и попечению великих княгинь и цариц в ризницах его храмов находилось много дорогой утвари и уникальных икон, украшенных жемчугом, драгоценными камнями и серебряными ризами. В церкви Михаила Малеина хранилась реликвия города – герб Москвы (каменная скульптура Георгия Победоносца), снятый при ремонте Спасской башни Кремля.

Вознесенский монастырь был одним из богатейших в России. К 1764 году за ним числилось 16 тысяч крестьян. Обитель владела обширными земельными угодьями, в том числе в районе современных Благовещенского переулка и Новой Басманной улицы.

С тех пор как у южного входа в соборный храм Вознесения Господня установили саркофаг с прахом великой княгини Евдокии (1407), он стал усыпальницей дочерей и жён великокняжеских и царских семейств (до этого их хоронили в монастыре Спаса на Бору). Последней в храме Вознесения была погребена Наталья Кирилловна Нарышкина, мать Петра I. К концу XIX столетия под его сводами находилось 35 гробниц.

За свою многовековую историю Вознесенский монастырь многое видел и пережил. В 1605 году в нём содержалась инокиня Марфа – в миру великая княгиня Мария Нагая, последняя жена Ивана Грозного, мать убиенного царевича Дмитрия. Под давлением изменников-бояр она «по-матерински» благословила на царство Лжедмитрия, а затем с «умилением во взоре» наблюдала за возведением его на престол.

В стенах Вознесенского монастыря побывала и дочь польского воеводы Юрия Мнишека – Мария. Некоторое время в этой обители находилась царевна Ксения Годунова, взятая Лжедмитрием в наложницы. Здесь содержалась отвергнутая жена Петра I Евдокия Лопухина, после смерти сына Алексея переведённая в Шлиссельбургскую крепость.

…Монастырские храмы неоднократно горели и перестраивались, тем не менее обитель просуществовала до 1929 года, когда была снесена новыми хозяевами страны для нужд, которые они считали более насущными, чем служение Богу.

«Имеем одну веру». Грек из Морей Фотий был рукоположен митрополитом Киевским и всея Руси в апреле 1410 года. Но Украина в то время (и позднее) входила в состав Великого княжества Литовского. Витовт, правивший Литвой, стремился подчинить православное население и в религиозном плане. Поэтому он направил в Константинополь посольство с просьбой избрать митрополитом Киевским своего ставленника Григория Цымвлака. Патриарх отказал ему в этом.

Тогда удачливый завоеватель собрал в Вильно иерархов Юго-Западной Руси. На соборе присутствовали епископы: Полоцкий и Литовский Феодосий, Исаакий Черниговский, Дионисий Луцкий, Герасим Владимирский, Севастиан Смоленский, Харитоний Хельмский и Евфимий Туровский. Решением этих лиц митрополит Фотий был лишен власти над Киевской церковью (1415).

В обращении к верующим, выпущенном по этому поводу, мятежные епископы так обосновывали свои действия: «Видя запустение церкви Киевской, главной в Руси, имея пастыря только именем, а не делом, мы скорбели душою, ибо митрополит Фотий презирал наше духовное стадо, не хотел ни править оным, ни видеть его, корыстовался единственно нашими церковными доходами и переносил в Москву древнюю утварь киевских храмов».

Оболгав митрополита Фотия, а заодно и патриарха Царьградского, епископы Юго-Западной Руси воздали хвалу инициатору раскола: «Бог милосердный подвигнул сердце великого князя Александра Витовта Литовского и многих русских земель господаря: он изгнал Фотия и просил иного митрополита от царя и Патриарха. Но, ослеплённые неправедною мздою, они не вняли молению праведному. Тогда великий князь собрал нас, епископов, всех князей литовских, русских и других подвластных ему бояр, вельмож, архимандритов, игуменов, священников. И мы в Новом Граде Литовском, в храме Богоматери, по благодати Святого Духа и преданию Апостольскому посвятили Киевской церкви митрополита, именем Григория, и свергнули Фотия».

Понимая, что решение собора не имеет силы без утверждения его патриархом, раскольники обосновывали свои действия ссылками на примеры других стран и учение апостолов: «Епископы издревле имели власть ставить митрополитов и при великом князе Изяславе посвятили Климента. Так и болгары, древнейшие