Закат Луизианы - Люциус Шепард

За районом новостроек простирался расчищенный участок, окутанный пеленой тумана; на нем было построено несколько кварталов побеленных зданий, в основном двух– и трехэтажных, с неоновыми вывесками. Надписи были на английском и вьетнамском. Деревянные столбы поддерживали линии электропередач и телефонной связи. Потоки красного, фиолетового и желтого света лились из дверных проемов и окон, расцвечивая клочья тумана и придавая всей картине бледный колорит старинной акварельной открытки, раскрашенной от руки. В конце улицы находилась маленькая церквушка в колониальном стиле, сложенная из желтоватого камня, с высоким шпилем; там, сказала Вайда, Джо Дилл жил с Тайет.

Мустейн нашел свободное место для пикапа среди машин, припаркованных на лужайке, а потом они с Вайдой, взявшись за руки, вышли на улицу и смешались с толпой. Здесь царила атмосфера Сайгона шестидесятых годов; в зданиях размещались бордели, отели, бары, лавки лекарственных трав, ресторанчики и тому подобное. Среди жителей Грааля во множестве толкались вьетнамские проститутки в топах и шортах; молодые неулыбчивые вьетнамцы на мотороллерах, одетые в шелковые рубашки и джинсы, словно ковбои; солдаты в тщательно отутюженной форме; старухи, сидящие вдоль кромки тротуаpa и торгующие овощами и фруктами, сложенными в плоские соломенные корзины. Из бара «Майами шоу» доносились звуки музыки, какая-то рок-группа с переменным успехом исполняла «Счастливого сына»[4]. В воздухе витал запах пряностей и благовоний, бензина и свежей рыбы. Мустейн вспомнил, что Джон Дилл говорил что-то о своем доме, о попытке воссоздать атмосферу Вьетнама, но он и представить себе не мог такого буквального воплощения фантазий. Оживление и лихорадочное возбуждение уличной толпы, царящий здесь бесшабашный дух праздника привели его в такое же смятение, какую, наверное, испытал бы любой чужак на улице настоящего вьетнамского города; но при виде наслаждающихся досугом людей, с которыми он встречался в Граале, – Недры, Арлис, наехавшего на него позавчера полицейского – Мустейн проникся тревогой. Он впервые ясно осознал, что не понимает, где находится, и пожалел, что не проявил большей настойчивости в своем желании уехать с Вайдой.

Смеясь, здороваясь со всеми встречными, веселая и беззаботная Вайда потащила Мустейна в бар «Майами шоу». Они вошли как раз в тот момент, когда группа невпопад заиграла «Белее бледного»[5]. Перед музыкантами, на низкой сцене, по которой метались фиолетовые, красные и зеленые лучи прожекторов, лениво приплясывали пять девиц. Прикрывающие свою наготу узкими полосками ткани, они со скучающим видом едва трясли маленькими грудями. Под впечатлением от тошнотворной музыки, Мустейн почувствовал приступ морской болезни, а многочисленные посетители – орущие, пьющие, обнимающиеся за тускло освещенными столами – восторженно завопили и потянулись руками со скрюченными пальцами к танцовщицам. Клубы табачного дыма плавали над головами. Несколько человек начали аплодировать, и Мустейн увидел, что они смотрят на Вайду, расплываясь в счастливых улыбках, оказывая ей радушный прием, прямо противоположный тому, какой она совсем недавно встретила в «Верном шансе». Даже Сидель сияла от радости. Она порывисто обняла Вайду и прокричала, перекрывая грохот музыки: «Я страшно рада видеть тебя здесь!» Потом чмокнула ее в щеку и вернулась в свой темный угол. Безобразно жирный мужчина в широких брюках и выходной рубашке поманил Вайду пальцем, приглашая присоединиться к нему и компании друзей за столом. Вайда потянула Мустейна к столу, но он пошел к стойке. Он уселся рядом с какими-то оперными солдатами – по крайней мере, они казались ненастоящими – и заказал пиво у бармена-вьетнамца, жилистого неприветливого мужчины в футболке навыпуск и широких брюках. Он пил медленно, стараясь собраться с мыслями и краем уха прислушиваясь к гитаристу, безжалостно уродующему соло Робина Трауэра.

Группа ушла на перерыв, неумелая какофония сменилась приглушенной танцевальной музыкой, и рядом с Мустейном раздался женский голос:

– Привет, солдат! Есть американская сигарета?

Тайет, наряженная как проститутка.

– Я не курю, – сказал он. – Где твой дружок?

– Моя не иметь дружок. – Она надула губы и положила ладонь ему на руку. – Ты мой солдат. Моя любить тебя долго.

– Отвали. – Мустейн отхлебнул из кружки и бросил взгляд на танцующих, которые медленно кружились под музыку.

Тайет стрельнула сигарету у бармена, давшего ей огонька, и выпустила дым в лицо Мустейну.

– Ты не на той войне, штатский, – сказала она.

– Мне не нужны твои кривлянья, ясно?

– Меня не интересует, что тебе нужно, – сказала она.

– Да, я понял.

– Нет, не понял. Ты вообще ничего не понял. – Тайет выпустила колечко дыма, потом проткнула его сигаретой и улыбнулась, довольная своей ловкостью.

– Какого черта ты вообще здесь делаешь? – спросил он. – Создаешь вьетнамский колорит… и все?

– Я консультант, – сказала Тайет.

– Ты консультируешь. Ясно. То есть, когда у старины Джо вскакивает прыщ на члене, ты говоришь: не волнуйся, все в порядке, милый.

– И это тоже. – Она бросила надоевшую сигарету на пол и раздавила острым каблучком. – Я гадаю ему по чайным листьям.

– Джо не особо похож на любителя чая.

– Он оценил его достоинства. Чайные листья позволяют заглянуть в будущее. – Тайет пошевелила скрюченными пальцами перед лицом Мустейна, словно ведьма, сотворяющая чары. – Я предсказала твой приезд, любовничек.

Несколько секунд она пристально смотрела ему в глаза, с трудом сдерживая смех, который в конце концов вылился в протяжный довольный выдох.

– Я пришла отдать тебе ключи от твоей машины. – Она засунула два пальца в вырез топа, вытащила брелок из ложбинки между грудей и уронила ключи на ладонь Мустейна. Теплые, но не настолько, как можно было ожидать.

– Я думал, ее не починят до завтра, – сказал он.

– Джо заставил рабочих поторопиться. Она припаркована у «Верного шанса».

– Поблагодари его от моего имени.

– Поблагодари сам. Ты увидишь Джо на коронации. – Тайет выгнула спину, и ее груди чуть приподнялись над вырезом топа.

– Не увижу. Я сыт по горло вашей поганой дырой.

– Не тебе решать, – сказала Тайет. – Если ты этого не понимаешь, значит, ты не понимаешь ровным счетом ничего. – Она повернулась и, тряхнув волосами, взглянула на него через плечо. – Отправляйся домой, солдат. Возвращайся в свою страну.

Она ленивой походкой направилась в глубину зала, а Мустейн отхлебнул еще пива, теплого и горького. Он смотрел, как Вайда выпивает с жирным мужчиной и его друзьями. Похоже, она весело проводила время. Он тянул свое пиво еще с четверть часа, а потом заказал стаканчик виски. Когда бармен принес виски, Мустейн протянул ему десятидолларовую купюру. Бармен отмахнулся от денег и сказал: