Долгие сумерки путника - Абель Поссе

Я подумал, что мог бы немного отсрочить опасность, сообщив им какой-нибудь потрясающий секрет, способный преобразить всю жизнь этого края. Колесо или порох (я знал, где найти серу и другие минеральные элементы, а мелкий древесный уголь был всегда под рукой — для приличного взрыва вполне достаточно). Но это привело бы лишь к тому, что меня провозгласили бы королем королевства, которое не было и никогда бы не стало моим, где в лучшем случае я мог бы сделаться королем-обманщиком.

Также приходили мне на ум деньги, избавляющие от многих неудобств — погрузки и разгрузки, походов для торгового обмена. Но я все время чувствовал опасность этой затеи. Как будто деньги несли в себе что-то дьявольское — хуже огня, стали или пороха.

Время понуждало принять решение. Я воспользовался одним из моих периодических торговых походов летней поры и сообщил о своем решении немногим выжившим испанцам в других племенах — большинство из них уже обзавелись детьми и стали простыми воинами или носильщиками тяжестей… Кроме негра Эстебанико, которого содержали как талисман в главном племени кевене (это был мавр, черный-пречерный и красиво сложенный, как статуэтка из черного дерева, которые продают в Оране). Удел всех остальных был незавидным, впрочем, как и в Испании. Любопытное обстоятельство, достойное размышления.

Лопе де Овьедо мне ответил, что предпочитает остаться у агасов. Жил он там вконец изнежившись, этаким меланхолическим производителем, утратившим всякую мужественность, предавшимся похоти.

Паласиос и Дорантес, напротив, приняли мое предложение — они были готовы к приключениям. Это меня даже удивило, потому что я с ними говорил честно. Я предлагал им идти не в направлении Кубы или Испании, а двигаться на запад, то есть в противоположную сторону. Эстебанико согласился примкнуть к нам, как он сказал, просто из любви к переменам и риску. Испания, мол, для него не такое место, чтобы по нему тосковать.

У Дорантеса и Паласиоса еще были особые интересы — они слышали разговоры о Семи Городах и о Кивире и верили в дома из золота (они предполагали, что дома эти разборные и что их можно будет быстро продать в виде слитков).

Я сказал им, что нам придется подождать, чтобы собраться всем во время следующего летнего переселения и, в случае если они решатся, идти от побережья на запад…

ДУЛХАН ОБЪЯВИЛ О НАЧАЛЕ СЕЗОНА ОХОТЫ и познал меня сопровождать его до Дороги коров. Он намеревался сбить с пути наших вождей, которые могли отправиться вдогонку за мной, — на самом деле мой путь будет в противоположную сторону: дорога на маисовые заросли, она, говорил Дулхан, приведет меня к окрестностям «верхнего мира».

— На Дороге коров они обязательно тебя застигнут, — сказал касик, — а на другой дороге тебя защитят от них топкие поймы больших рек. Хотя там твоими врагами будут кайманы. Они намного сильнее человека и знают все наши хитрости и слабости. Приручить их невозможно — они никогда не отвечают на вопросы наших колдунов. Плачут, проливая лживые слезы, как женщины. Любят нежиться в иле, едят падаль или нежную свежую рыбу — поэтому от нас не зависят. Ненависти в них много, они остались, словно никому не нужные. Они существуют со времени другого Солнца, другой Земли. Они еще не исключены из цепи жизни…

Шли мы три дня по северной пустыне. Касик вел с собой свиту из вождей и рабов разных племен.

Мы достигли места, где каждый год появляются огромные, лохматые животные — бизоны с короткими кривыми рогами. Тысячные их стада проходят там в более или менее определенную пору, колебания которой знают колдуны. Бизоны крупнее испанских быков, но не так свирепы.

Знатоки дела прикладывают ухо к земле, они способны услышать приближение стада на расстоянии нескольких лиг.

На четвертый день нам дали знать. Наверняка ночью или на рассвете бизоны будут здесь. Неизвестно, отчего они так стремятся на юг. Море им ненадобно. Я полагал, что им нравятся луга с нежной травой у реки, которую называют Миссисипи. Однако, по мнению Дулхана, ими движут странные законы любви. Поэтому они скачут как бешеные, и их красные глаза горят как угли. Из-за любви. Наверно, это та любовь, что приводит в движение Солнце и звезды, о чем говорит Данте (которого Дулхан, разумеется, не читал).

Дулхан сказал, что пятеро молодых вождей войдут в стадо и попытаются заколоть копьем бизонов покрупней. Это равносильно посвящению. Иногда кому-то удается ухватить бизона за рога и повалить его. Кто это сделает, хотя бы он и погиб, затоптанный стадом, ему надежно обеспечено место среди героев племени. Чем-то это похоже на наш бой быков, который, правда, говорят, пришел к нам из Греции и с Кипра и имеет древнее, таинственное происхождение.

Мы проговорили с Дулханом у костра большую часть ночи.

— Прежде чем уходить от нас, — сказал он, — хорошо бы тебе совершить какую-нибудь смелую штуку, какие делают наши воины. Пригодится в твоем странствии. Твое тело уже многое забыло…

Мы с ним расположились на высокой скале, поставили там вигвам. Расстелили на земле коровьи шкуры, чтобы Дулхану было удобней лежать и курить опьяняющие травы, дым которых уносит в «Небесный Дворец», как говорят они на своем живописном, но труднопереводимом языке.

Он беседовал со мной очень спокойно. Я понял, что поход этот он задумал, чтобы осуществить свой план.

— Мы уже знаем, белый человек, что вы не боги. Вы не лучше нас. Мы думали, что вы те, долгожданные, которые должны явиться с моря. Так верили люди великой мудрости, даже владыки Теночтитлана. Разочарование нас постигло великое. Мы надеялись, что вы принесете новые законы, новые Солнца… Теперь мы знаем, что вы тоже пробные создания, соломенные люди вроде нас, почти что куклы, хотя вам самим потребуется еще много времени, чтобы это узнать… Все же у вас есть сила мнящих себя Настоящими. Но и вы и мы — куклы, пустые создания Подателя Жизни. Нам суждено быть предками Настоящего, жалкими предками человека, который появится при другом Солнце. Вроде мальков, что плавают в заливе, предвещая появление настоящих рыб.

Монолог этот касик произносил обратясь лицом к небу, медленно вдыхая дым листьев. Звездная россыпь сияла во мраке ночи.

— Мы уже хорошо узнали вас, белый человек. Прошло много месяцев и много лет с тех пор, как первые из вас прибыли на наши острова в ваших плавающих дворцах. И о захвате Теночтитлана мы тоже знаем.

Было тяжко слушать такие речи. Посланцы соседних племен, добравшиеся до Мексики или плававшие от одного острова к другому, сообщали о страшных событиях, о которых нам теперь известно. Как в надгробной элегии или при чтении поминального списка, Дулхан перечислял наши злодеяния:

— Вы конопатили свои суда мясом и кожей наших людей. Вы унижали отца на глазах у сына. Хозяева этой земли стали рабами, их заставляли работать как скот, и они лишь жаждут достойно умереть поскорее. Ты знаешь, что целые семьи, целые селенья закрываются в своих хижинах и наполняют их дымом, чтобы задохнуться. Ты знаешь, что ваши собаки приучены пожирать наших детей. И вы, белые люди, еще проповедуете нам веру в доброго и всепрощающего бога, который позволил прибить себя к кресту, чтобы подать пример. Вы противоречите своему собственному богу, и это очень возмущает нас. Вы покоряете людей, деревья, леса. Вы не уважаете беременных женщин. Даже растения, которые вы насаждаете, подчиняются игу рабства — растут унылыми рядами, а не так, как их чудесным образом расположил Податель Жизни… Да, белый человек, мы знаем, что нам суждено исчезнуть, так гласили пророчества, но знаем и то, что вы не боги, что ваш приход — наказание… Мы рассеемся, как пыль на ветру. Вы избавили нас от ложной надежды, теперь мы можем уйти, ибо это Солнце уже не удастся зажечь даже кровью всех людей и животных Земли… Теперь мы знаем, что, нанося нам удары кинжалом, вы стремитесь утвердить самих себя. Знаем, что привел вас сюда не ваш бог, а, скорее всего, вы бежали от собственных демонов…