Американский альбом - Селим Исаакович Ялкут

обидчицу недобрым глазом, и продолжали палаческий труд чуть поодаль. Они знали точно, потребность в добрых делах – всего лишь забава, а природа требует постоянного напряжения, борьбы и убийства. Чайки были уверены в себе. Природа быпа на их стороне. Даже Чарльз Дарвин – человек, наверно, не злой, должен был бы с этим согласиться. Правда факта – против правды сердца, тем более, женского. И кто кого? Можно не отвечать. Хотя, возможно, вы не угадали…

Так оно и шло, но тут объявилась старушка в панамке и в красных штанах до колен. Возникла неожиданно, на ходу, как сказочный персонаж, бывшая фея (по виду, на пенсии) для подведения поучительных итогов. Фея притормозила старческий бег и сказала добродушно: – Бросай, бросай. Я тоже когда-то бросала…

И исчезла…

А теперь справка… Угадайте что происходит, пока мы вот так воюем, спорим, и предаемся эмоциям? Кто вырвался вперед?

Жуки. Вот кто. Они не просто удовлетворяют инстинкт, а образуют новые виды, плодятся с дальним прицелом, на перспективу, пока гомо сапиенс не спохватился (и вряд ли спохватится) и не сказал своего запоздалого слова. Поэтому про предприимчивую особь мы так и говорим: – Ну и жук, – видя в этой особи прообраз нашего будущего. Пусть не буквально и еще непонятно, в каком обличье, с какими усами и рогами, но именно так. Жуки умеют жить. А то, что съедают друг друга, это их личное дело, от этого едоки только здоровеют, хрустят хитином и дают здоровое потомство. В мире жуков царит взаимовыгодное сотрудничество, и вектор развития строго определен в самом позитивном для них смысле. Поэтому разговоры о том, что тараканов не будет, представляют нелепую фантазию, а то, что из них возникнет непревзойденное и изумительное совершенство – вполне может быть…

Что-то подобное пришло в голову женщине, когда она осознала бессмысленность своей затеи. Все идет своим чередом. Женщина подумала, что и она, как промелькнувшая старушка, так же скажет кому-то лет через пятьдесят. Смирись… Что будет, неизвестно, а пока нужно устроиться тут, на пляже, подтянуть под подбородок красивые колени, положить на них голову. Вспомнить, зачем пришла. Смотреть в океан. Ловить момент, думать о чем-то очень приятном. Допустим, о Португалии, ведь есть она где-то там… Или, еще лучше, мечтать о счастье. Это не первостепенное назначение океана, размышлять на его берегу о счастье, но, если есть такая возможность, стоит воспользоваться. И за этим занятием женщина провела некоторое время. Она еще поднимала камни, бросала в деловитых чаек, но по инерции, не рассчитывая на результат. С безнадежностью поражения. И шуршание куда-то ушло, ракушки затихли, помощь не пришла…

Женщина вернулась из поездки. Достоинства комфортного отдыха вполне ожидаемы (гарантированы). Но иногда случается нечто большее. Здесь нет заслуги фирмы, просто путешествие дает опыт самопознания. Что-то такое передвигает внутри, расставляет по-новому, как мебель в квартире носле ремонта. И вот итог. В разговоре с подругой женщина неожиданно спросила: – Как ты думаешь, я – стерва?..

Откуда и что берется? И имеет ли подобная чушь отношение к рассказу? Ясно, что нет, ведь история совсем о другом. О лучшем, в каком-то смысле. А женщина спросила. Выслушала взволнованный протест подруги, вздохнула и занялась домашними делами. Накопились за время отпуска.

Далеко-далече

Жена должна вскоре приехать, привезти внука, а пока художник Ручьев принимал собрата по профессии. Просмотрели работы и перешли к столу.

– Сусанночку твою я запомнил. Хороша чертовка, простынкой прикрылась. И старички ретивые. Ишь, как глядят, рты пооткрывали, глазки выкатили. Забавно. – Хвалил гость. – Скажу честно, я тебе завидую. Такая энергия.

– Спасибо, конечно. Только не покупают. Сусанку из галереи вернули. Не продается. Хоть на базар неси.

– Не спеши. Имей выдержку. – Гость оглядел стол.

– Если бы я знал. – Огорчался Ручьев. – Жену дожидаюсь. Завтра пойду в маркет, запасаться.

Угощение выглядело по-холостяцки. Литровая бутыль кубом, похожая на мусульманский мавзолей, хоть вряд ли Джэк Дэниелс (так значилось на мавзолее) был святым с большой белой бородой. Моченый арбуз ломтями, плавающий в мутном рассоле.

– Бери арбуз. Сейчас курицу из супа достану.

– Не нужно. Я с парохода, там неплохо кормят. Видишь, как, дай, думаю, заскочу, пока стоим. – Гость подцепил ломоть, стряхнул. Оглядел вялый край.

– Из холодильника. – Заверил Ручьев. – Не сомневайся.

– Наше дело такое. – Приятели выпили, взялись за арбуз.

– Правильно, рукой его. Я все-таки курицу достану. Не хочешь, сам съем.

– Не спеши. Дай продохнуть. А на продажу я бы пока не сильно рассчитывал. Зато помрешь, сразу явятся и все скупят. Вспомнишь мои слова. Оглянуться не успеешь.

– Откуда, извини, я оглянусь?

– А ты не удаляйся далеко. С ясного неба все видно. Хвалить будут. Это, как водится. Не сомневайся. Жена все и получит.

– Я дочери хочу оставить.

– Еще лучше. Реальная перспектива. Потому не спеши.

– Я достану курицу.

– Доставай. – Гость с сомнением разглядывал арбузную бахрому. – Только налей сначала…

– Это c удовольствием. Молодец, что выбрался.

– А как же, думаю. Сутки стоим. Негр привез. Ловкий малый.

– Ты его негром не называй. У нас не принято. Они обижаются.

– Это как? На негра? А кто он теперь?

– Афроамериканец. Или блэк. Черный, то есть.

– Обидчивые какие. Пусть к нам переезжает. Мне батюшка рассказывал, Игорька моего крестил. Мамаша гулящая в церковь младенчика черненького подбросила. Так очередь выстроилась на усыновление, больше, чем на Николая Чудотворца. Будет этот… афрорусак. И еще нарожают. Наши барышни добрые, против черных кавалеров ничего не имеют. Вырастет футболист, считай, семья обеспечена. Или Александр Сергеевич. Вполне может быть. Ладно, давай еще по одной. А суп свежий?

– Не сомневайся. Сам варил.

– Потому и спрашиваю. Выставка скоро в Товариществе художников. Ты бы свою Сусанку отправил. Я прослежу.

– Не слишком ли?

– А чего? Как раз на религиозную тему. Ты же крещеный?

– Крещеный.

– Сейчас без этого нельзя. Пиши адрес. Встретим, как родную.

Недавно один ко мне заглядывал. Деньжищ немеряно. Жена молодая. Домину в Лондоне обставляет. Как раз ему и будет.

– Хотелось бы.

– Не сомневайся. Давай по последней.

– А больше и не осталось. И вместе выйдем. Я в маркет, а тебя в такси посажу. Ей Богу, на душе праздник.

Монтерей

За неделю монтерейской жизни трудно набраться впечатлений, тем более, немало времени было отдано застолью. Если бы не Марик и Лена… Картина понятна. Вы просто сидите, выпиваете, закусываете, говорите и говорите. Буквально, ни о чем. Что это? Старая дружба… иначе не объяснить…

Я стою на склоне холма. За спиной дом, перед дверью креслица, в которых