Мы - одна бригада - Владимир Колычев

Со сбытом особых проблем не возникало. Хороший товар можно было продать, не выходя из магазина. Но Лика предпочитала не рисковать. Запросто можно было нарваться на подсадную утку из ОБХСС. Поэтому она уносила вещь домой и продавала ее через знакомых.

Иногда, чтобы утром купить вещь, нужно было занять очередь с вечера и выстоять в ней всю ночь. В таких случаях к делу подключался Валентин. А утром передавал дело Лике и шел в институт. Так они и жили. И не тужили. Но не знали, что беда уже стоит на пороге.

Это случилось в канун восьмого марта. Валентин вернулся из института и застал Лику в слезах.

– Что стряслось?

– Вот! – показала она на флакон французских духов. – Это «Клима», узнаешь?

– Где достала?

– Если бы достала... Рома подарил.

– Рома?! – нахмурился Валентин. – Мне не нравится.

– А мне, думаешь, нравится?.. Он ко мне еще на прошлой неделе подкатился. Говорит, жить без меня не может. Просил вернуться...

– Врет он все...

– Да нет, он меня в самом деле любит. По-своему, правда...

– Что ты ему ответила?

– Сказала, что тебя люблю. Сказала, что видеть его не желаю. Он мне угрожать стал. Сказал, что я еще пожалею... И еще сказал, что неделю мне на раздумье дает. Сегодня вот появился. Духи подарил. Спросил, не передумала ли я. Я ответила, что нет... В общем, послала его подальше. Видел бы ты его улыбку. До сих пор перед глазами его мерзкое лицо стоит. Мне страшно...

В его распоряжении было всего два часа. Потом он должен был идти на бокс. Но двух часов было мало, чтобы утешить ее. Поэтому Валентин решил пропустить тренировку. Он утешал ее весь остаток дня и добрую половину ночи. Он уже давно понял, что постель есть лучшее средство для психологической разгрузки...

А через неделю к ним домой пришла молодая хорошо одетая женщина. Дверь ей открыл Валентин.

– Здравствуйте! – поздоровалась она. – А мне Лика нужна. Я от Кати.

Он впустил женщину в дом.

Лика предложила ей фирменную джинсовую юбку и модный свитер «Adidas». Женщина купила юбку и ушла. А ровно через минуту в дом вломились сотрудники ОБХСС с ордером на обыск.

За каких-то полчаса они распотрошили всю квартиру. Они свалили в кучу все фирменные вещи, подготовленные к продаже. Собрали и выложили на стол всю изъятую наличность в рублях. Мало того, они нашли шестьсот долларов, отложенные Ликой на черный день.

– Ну и что вы скажете, гражданка Емельянова? – сухо посмотрел на нее оперативник.

– Да ничего, – пожала плечами Лика. – Доллары я на улице нашла. Ума не приложу, что с ними делать. А вещи я в магазине купила. Ну есть за мной грех, люблю модно одеваться...

– И мы вас модно оденем, – усмехнулся мент. – Сейчас большая мода на статью сто пятьдесят четвертую Уголовного кодекса...

Он взял со стола четыре пятидесятирублевые купюры, которые Лика получила за юбку. И сказал, что деньги меченые. Так же он назвал государственную цену за проданный товар. По всему выходило, что Лика могла быть привлечена к уголовной ответственности за спекуляцию. Опер кивнул и на изъятые доллары.

– Фарца – это ладно, – хищно усмехнулся он. – А валюта, чтоб вы знали, это вообще расстрельная статья. Так что вам не позавидуешь, гражданка Емельянова. Извините, но я вынужден взять вас под стражу.

– За что? – вмешался Валентин.

– Я уже объяснил за что, – пронзительно посмотрел на него мент.

– Но Лика ни в чем не виновата. Это я купил юбку в магазине. Это я собирался получить выгоду от продажи. А Лика всего лишь деньги взяла, не более того.

– А доллары?

– Доллары мои. Их не Лика, их я нашел.

– И где же вы их нашли, если не секрет?

– Да по Красной площади шел, гляжу, лежат. Видно, кто-то из иностранцев обронил.

– Надо было их в милицию отнести. Что ж вы не отнесли. Решили присвоить?

– Каюсь, бес попутал. Это я сейчас понимаю, что эти доллары мне не нужны. На них ничего не купишь, а на рубли поменять негде. К менялам я из принципа идти не могу. Потому что эта сделка будет незаконной...

– Да что вы такое говорите! – развеселился опер. – Думаю, следователю будет интересно вас послушать...

Лику не тронули. А Валентина взяли под стражу.

1

После ареста Игната отправили в КПЗ. На следующий день вызвали на допрос к следователю. Без долгих предисловий ему предъявили обвинение в краже государственного имущества в особо крупных размерах. И вежливо предложили сдать подельников. Игнат так же вежливо отказался.

Он прекрасно понимал, что ему светит срок, что впереди тюрьма, зона. На сладкую жизнь он не надеялся. Но и изгоем в обществе арестантов быть не собирался.

Впрочем, Равиля и Гешу тоже повязали. А предлагая выдать их, следователь просто проверял его на лояльность. Игнат же уперся рогом, чем заработал для себя штрафные очки.

И его родные учителя также подгадили ему – выставили его в глазах следователя как отъявленного негодяя.

Игната определили в камеру для малолеток. Он с ходу попал в самый эпицентр беспредела. К счастью, Равиль частенько рассказывал ему о тюремной жизни. Поэтому он знал, как себя вести, и с достоинством вышел из всех испытаний, которым подвергались новички. Правда, ему дважды пришлось закреплять свое право на достойное место. Одному придурку пришлось сломать нос, второму пересчитать зубы.

На скамью подсудимых он сел со всеми своими подельниками. Общественный защитник представил его как жертву обстоятельств. Оказывается, Игнат встал на скользкий путь по своему недомыслию. Поскольку он был несовершеннолетним и впервые совершил преступление, суд должен был вынести ему условное наказание. Но, видно, в тюрьмах и зонах не хватало народу. Игнату отмерили четыре года лишения свободы.

Из зала суда его снова отправили в следственный изолятор, но уже в другую часть здания, где содержались осужденные арестанты.

Игнат уже знал, что вместе с Равилем работал на законного вора Завара. Сам законник стоял далеко в стороне, когда они курочили вагон. И на скамью подсудимых он тоже не сел. Его замели позже, по другому делу, отправили на крытый. В тюрьме Завар быстро прибрал к своим рукам всю воровскую власть. Игнат к тому времени крепко стоял на ногах, малолетние арестанты его уважали.

Он был осужден за кражу, сам Завар выделил его из толпы, назначил смотрящим. Но по воровской стезе Игнату идти не очень-то хотелось. Воровать, скитаться всю жизнь по тюрьмам, что здесь хорошего. Нет, не прельщала его воровская романтика. Но сейчас у него просто не было другого пути.

В тюрьме он находился до тех пор, пока ему не исполнилось восемнадцать. И только после этого отправили на этап. «Столыпинские» вагоны, «пятьсот-веселые» поезда, пересыльные тюрьмы.