Седьмой царевич - Иван Шаман

меня будет маленькая просьба: у нас не принято приносить с собой оружие, так что, если у тебя в рюкзаке нож или монтировка, оставь её, пожалуйста, в шкафчике у входа.

— Странные вы. Просто не приглашайте тех, кого боитесь.

— Мы никого не боимся, — понимающе улыбнулась девушка. — Но это дом любви и заботы, и в нём не место оружию и насилию.

— Тогда нет проблем, оружия с собой не имею, — ответил я, показав открытые ладони.

— Ножам тоже не место.

— А колбасу и яблоки вы как режете?

— Чего ты боишься, так цепляясь за ненужное оружие? — спросила, чуть наклонив голову, девушка. Подтекст и взятие на слабо читались с трудом, но я уловил.

— Вообще, я просто спросил, потому что у меня с собой ничего нет, — решил я проверить Катю, которая точно видела нож в моей сумке. — Если хотите, можете проверить мои вещи, но тогда о каком доверии может быть речь?

— И в самом деле, — продолжая улыбаться, сказала встречающая, но я заметил, как непроизвольно сузились её глаза, а потом она посмотрела на молчавшую Катю. Кажется, встречала нас далеко не простая девушка, непонятно только зачем. — Ты прав. Кто может надеяться на доверие, не показав его первым? Идёмте скорее в дом, как раз начинается!

— Что начинается? — спросил я, но вместо ответа передо мной поставили тапочки.

— Переобувайтесь, не будем остальных заставлять ждать, — вновь поманила меня рукой девушка и ушла вглубь дома.

— Почему ты не отдал нож? — тихо спросила Катя.

— Хотел убедиться, что сделал правильный вывод, — ответил я. — Теперь-то можешь сказать, куда ты меня привела?

— Это… не так просто уже и объяснить… Пусть этим Антон или Анжела занимаются.

— А тебе это зачем?

— Давай позже это обсудим? А то я словно не в своей тарелке, — попросила Катя и первой прошла в холл.

Надо сказать, дом был, может, и не шикарный, с дворцом, понятно, не сравнить, но вполне себе неплохой. Прихожая и место для смены обуви в плитке, а в остальном — тёплый паркет. Светло, хорошо. Приятно пахнет деревом и какими-то благовониями. Но тихо, ненавязчиво. Я прислушался. В доме одновременно находилось пять или шесть групп разговаривающих людей.

— Ребят, поторопитесь, пожалуйста! — попросила Анжела, выглянув из приоткрытой двери. — Только вас ждём, а чай уже остывает. С печеньками!

— Уже иду! — довольно сказала Катя, ускорившись, а я сообразил, что мы, вообще-то, с утра не ели, самое время подкрепиться. Вероятно, встречающие рассудили так же.

На небольшом квадратном столике была гора бутербродов с колбасой, несколько открытых пачек печенья с иностранными надписями, какие-то шоколадки. Рядом стоял поднос с кружками и двумя большими чайниками. Я бы предпочёл мясо, но судя по тому, как жадно смотрели на сладости собравшиеся, нас собирались кормить деликатесами. Хотя может дело просто в том, что эти ребята не выглядели упитанными или богатыми.

— Голодное брюхо к ученью глухо, — заметила Анжела, приветливо улыбаясь. — Налетайте, пока не остыло.

Дважды ей просить не пришлось, со стола сметали всё, я же постарался сделать заинтересованно безразличный вид и скорее нюхал, чем ел. У меня с деньгами всё отлично, лучше потом зайду в ресторан и возьму себе стейк.

— Ты чего не ешь? — спросила Анжела. — Не стесняйся, здесь на всех хватит, а если закончится, я приготовлю ещё. Главный ингредиент, делающий еду такой вкусной, — то, что она приготовлена с любовью! Даже бутерброды.

— Спасибо, я не голодный, вчера переел, — я вежливо отказался.

— Ну хоть чаю попей. Он у нас тоже целебный на травах.

— Спасибо, — я взял кружку, поднёс ко рту, делая вид, что пью, и удовлетворённая Анжела, наконец, отвернулась. А я, наоборот, принюхался как следует.

Нет, бывают заботливые люди, кто бы спорил. Искренне любящие окружающих, но гиперопека — это тоже заболевание. А ещё я подозревал, что такое проявление заботы не случайно. Хочешь сделать добро? Возьми полевую кухню и поставь в окраинах. За копейки накормишь толпу бедолаг. Пошей дешёвую и прочную одежду, раздай трудягам. Помоги детскому саду или питомнику.

А здесь собрали именно подростков, от пятнадцати до двадцати двух. Достаточно побитых жизнью, но ещё не сломленных. Недолюбленных в детстве, а потому тянущихся за каждой похвалой и лаской, которую давали старшие. Из таких выходят верные товарищи или безумные террористы-смертники. Смотря как повернуть. Чего греха таить, я сам не раз собирал сирот, чтобы воспитать из них гвардию и бойцов для самоубийственной миссии по спасению мира.

— О, уже все в сборе? Какие молодцы! — чуть вытягивая слова, проговорил Антон, входя в комнату. — Извините, что задержался, сегодня на нашей улице праздник, а, даже два. Первый — это то, что нам, наконец, подарили этот великолепный дом, навсегда. А вторая — к нам присоединился Иван! Наконец! Думал, ты заглянешь к нам раньше.

Вот ведь, так выворачивает, будто я виноват, что не пришёл, но он не хочет меня ругать, а ласково журит. Так, немного. Заставляя оправдываться на пустом месте и чувствуя себя виноватым. Отличная манипуляция, может, даже необдуманная.

— Решил составить компанию, — парировал я, показывая, что мог бы вообще не приходить, но сам решил и…

— Вот и славно. Молодец, что к нам присоединился. Мы никого ни к чему не обязываем, просто хорошая компания близких друзей, — улыбнулся Антон, сев в единственное кресло, стоя́щее в углу. Тоже не просто так, а чтобы одновременно видеть всех и обращаться к каждому и ни к кому одновременно.

— Прежде всего хочу сказать вам спасибо, что нашли время и пришли, вы большие молодцы. Знаю, что многие из вас работают, но сегодня особенный день, а потому я хотел бы провести с вами немного времени, — успокаивающим и располагающим к себе голосом проговорил Антон. — Сегодня преображение господне, двойной праздник, ведь ровно две тысячи лет назад Христос показал своим ученикам истинный лик.

Блин, чего у парня не отнять так это ораторского искусства, вот вроде ничего такого не сказал, но тембр голоса заставила всех в комнате замолчать, даже чавкать и прихлёбывать чай перестали.

— И дважды это праздник потому, что сегодня до нас дошли благие вести. В разделённой и кровоточащей Корее святая Луна обрела господа, — продолжал он, не вызывая никакого неприятия у собравшихся.