Запретный храм - Патрик Вудхед

— Давай, Бабу, просыпайся. Пора.

Он легонько потряс мальчика, и тот пробормотал что-то. Еще секунда — и он откинул назад голову и зевнул; рот открылся широко, как у медвежонка, пробуждающегося от спячки. Веки вспорхнули — раз, другой, потом остались открытыми чуть подольше, глаза попытались сфокусироваться на обветренном лице человека, который его нес. Мальчик посмотрел вперед, туда, где вдалеке мерцал слабый огонек. Каждый тяжелый выдох рождал на морозном воздухе облачко пара, медленно рассеивающееся по мере их продвижения вперед.

Над горными пиками сияла луна, вытравливая все цвета из дороги, по которой они шли вот уже много часов. Проводник устал, каждый шаг давался с трудом. Капельки пота собирались на лбу, стекали по темной коже и исчезали в черной бороде. Его закалили долгие восхождения и бесконечные тропы родного Непала, но вес рюкзака на спине и мальчика на руках прилично вымотал его. Свет вдалеке — вот единственное, что удерживало его теперь на ногах.

Они продвигались вперед шаг за шагом, и мальчик, повернув голову, смотрел на огоньки, которые по мере приближения становились все ярче. Огни поднимались по склону горы двумя неровными вертикальными рядами. Рука мальчика инстинктивно залезла в карман курточки из козьей шкуры и принялась перебирать четки. Он пропускал бусинки через пальцы по одной, гладкий нефрит успокаивал его.

Наконец тропинка стала шире, а камни — более мелкими и гладкими. Крупные булыжники были убраны с пути и лежали по краям аккуратными грудами. Человек остановился, позволил мальчику соскользнуть на землю, и теперь тот стоял на земле, цепляясь ручонкой за ладонь мужчины. Перед ними открывались широкие каменные ступени — начало огромной лестницы, которая вела в черноту горы.

Проводник глубоко вздохнул, на его губах появилась усталая улыбка.

— Молодец, Бабу. У нас получилось.

Ребенок поднял голову, и их взгляды встретились.

— Я не забуду того, что ты сделал для меня, — сказал мальчик, и голос прозвучал старше его лет.

Человек лишь кивнул в ответ и скинул рюкзак. Запустив руку в один из боковых карманов, он вытащил какой-то маленький предмет, замотанный в тряпицу. Он развернул ткань, и мальчик увидел изящный медный колокольчик, отливавший в лунном свете тусклым золотом.

— Дай им знать, что мы пришли.

Бабу взял колокольчик и принялся трясти им перед собой — высокий звон прорезал спокойный воздух. Наступила тишина, мальчик и мужчина напряженно ждали. Потом откуда-то сверху отозвался горн — низким, глухим звуком, который словно отдавался от каждого камня, каждого валуна на склоне горы. Бабу испуганно сжал руку мужчины. Легонько ответив на пожатие, мужчина повел мальчика к первой из громадных каменных ступеней.

По мере того как они поднимались, полосы света стали разделяться на отдельные языки пламени. Бабу разглядел очертания фигуры, сидящей на земле. Отсветы огня играли на его лице — лице человека лет двадцати. Обритая голова была откинута назад, глаза плотно закрыты, и он, казалось, не замечал мужчину и мальчика.

Бабу оглянулся и вытянул шею, стараясь рассмотреть все подробности. За каждым факелом застыла фигура, их были сотни, и все в одинаковых позах, на всех одежды яркого василькового цвета, из которых высовывались только руки. Лестница вела все выше и выше, и за каждым факелом сидела фигура в синем. Мальчик и мужчина поднимались, слыша, как пламя факелов потрескивает на ветру, видя, как вылетают и устремляются в ночное небо искорки.

Тут раздался голос. Поначалу тихий, едва слышный, что-то среднее между басом и тенором. Потом к нему один за другим стали присоединяться новые голоса, и наконец прекрасное переливистое пение покатилось по склону горы.

Постепенно Бабу стал различать формы, выплывающие из темноты. Это были здания с неприступными стенами, серые в лунном свете и уходящие в гору. Он принялся складывать воедино впечатления, пытаясь понять, где начинаются и заканчиваются эти сооружения, но тут неожиданно ощутил, как его дернули за руку. Проводник резко остановился. Они дошли до верха лестницы, и перед ними открылся двор. Его прорезал по центру длинный ряд деревьев, а под арками в стенах горели жаровни.

Всего в паре футов перед ними стояли два монаха, отделившиеся от толпы. Оба ждали, приветственно сложив руки.

Проводник низко поклонился.

— Намаете, досточтимые отцы, — сказал он. — Я прошу убежища для того, кто избран.

— Почему он ищет нас? — спросил один из монахов глухим дребезжащим голосом.

Это был древний старик с тонким угловатым лицом, выбеленным годами. Задавая вопрос, он уставился на проводника невидящим взглядом.

— Потому что ваш путь — путь истины.

— Что он будет делать с нашей истиной?

— Он будет подчиняться воле Будды.

После почтительного молчания вперед вышел второй монах. Он был моложе — лет пятидесяти пяти, и его губы уже начали складываться в теплую улыбку.

— Таши делек, старый друг, — сказал он, встав перед проводником. — Ты, вероятно, устал после долгого пути. — Потом он повернулся к Бабу, который стоял, устремив взгляд на монаха. — Добро пожаловать, дитя. Настоятель просил сразу же привести тебя к нему.

Монах протянул руку, взял ладошку Бабу и повел было его с собой, но мальчик отпрыгнул и вцепился в ногу проводника. Тот присел, и его лицо оказалось вровень с лицом мальчика.

— Ты должен идти с Дорже. Теперь он будет тебя защищать. Я больше не могу оставаться с тобой. Мне надо вернуться в деревню и привести твоего друга.

— Но кто они? — спросил Бабу дрожащим от испуга голосом.

— Они… друзья, — сказал проводник, отцепляя от себя мальчика и легонько подталкивая его. — Иди с ними.

Монах перед ними коротко поклонился и, развернувшись, собрался было увести мальчика в одну из арок, но его старший собрат вытянул руку и остановил их.

— Мальчик еще не достиг нужного возраста, — прошипел он.

— Я знаю.

— А инициация? — продолжал старший, еще больше понижая голос. — До совета он должен пройти инициацию.

— Не в данном случае, Рега. Это воля настоятеля.

Бабу поднял глаза на старого монаха, стоявшего у них на пути. Лицо мальчика посерьезнело, когда он вгляделся в странные, молочного цвета радужки, которые, казалось, смотрели на него из поврежденных глазниц. Потом он улыбнулся невинной детской улыбкой, протянул руку и коснулся синих одеяний монаха.

— Не расстраивайся, отец. Я не останусь здесь надолго.

23 мая 2005 года

Караван из трех яков и четырех человек медленно брел по сухим тибетским холмам. Темп задавали животные, двигавшиеся неспешно вне зависимости от того, шла тропа вверх или вниз. Они следовали вдоль неторопливо несущей свои бурые воды реки, на берегах которой время от времени встречались пятна зеленой растительности и худосочные, обдуваемые ветром деревца. Они давали защиту от жаркого полуденного солнца, но вскоре тропа, петляя, удалилась от берега в сторону открытого плато вдали.